Кинетизм в мировом послевоенном искусстве — художественный отклик на научно-техническую революцию. «Мобили» Александра Колдера в США, «саморазрушающиеся машины» швейцарца Жана Тэнгли, светодинамические скульптуры Николя Шеффера из Франции и московская группа «Движение» — явления одного ряда. В отличие от того же абстракционизма кинетическое искусство в СССР не было идентифицировано как буржуазное. Скорее, в этой практике даже не видели предмета искусства, это была «техническая эстетика». (Слово «дизайн» в 1960–1970-е тоже было под запретом ввиду своего западного происхождения.) И вот эта-то невольная свобода позволила художникам, практиковавшим кинетизм, достичь выдающихся высот и широт. Они оформляли национальные праздники (в 1967-м группа «Движение» нарядила Ленинград к 50-летию Октября), делали городскую скульптуру («Атом» Вячеслава Колейчука перед Курчатовским институтом в Москве) и даже проектировали светомузыкальные установки для релаксации космонавтов на орбите (Булат Галеев, НИИ «Прометей» в Казани).
Обо всем этом рассказывает выставка в Третьяковке. Русский авангард рассматривается как предтеча кинетизма, а современные арт-практики (с внедрением компьютерных технологий) — как продолжатели. Кураторы (фронтмен — Юлия Аксенова, сокураторами выступили Анна Колейчук, Наталья Сидорова и Андрей Смирнов) сломали хронологическую канву, предложив зрителям постигать кинетическое искусство в четырех «лабораториях»: зрения, искусствометрии, среды и синестезии.
«Лаборатория зрения» исследует визуальное восприятие и пути его расширения. В разделе искусствометрии собраны работы, для которых важны точный расчет и «рационализация художественного процесса». «Лаборатория среды» посвящена модному сейчас урбанизму, то есть архитектуре и дизайну, а заодно и театру.
Если год назад на выставке кинетизма в санкт-петербургском Манеже раздел синестезии был вынесен на второй этаж и буквально царил над исторической экспозицией, отчего вся выставка получала открытый финал (кинетические эксперименты были развернуты в будущее), то в Третьяковской галерее актуальные практики ушли в боковую галерею и стали постскриптумом к исторической части.
Всего на выставке собрано 400 экспонатов. Открывается она «Икарушкой» (вариант «Летатлина»), который в 1980-е придумал архитектор Василий Щетинин (1965–2017), а для выставки воссоздал его сын Иван. Преемственность в кинетизме оказалась на редкость продуктивной. Оригинальный пластический язык демонстрирует Платон Инфанте, сын одного из столпов кинетизма, Франциско Инфанте. Выпускник ВГИКа, Платон исследует «пространство между реальным и виртуальным (иллюзорным) мирами». Его работы — редкий случай, когда движущаяся картинка на плазменной панели воспринимается как произведение изобразительного искусства. Отдельную стену отдали художникам по тканям, матери и дочери Анне (1917–2008) и Татьяне Андреевым. Анна 40 лет проработала на фабрике «Красная Роза» и внедряла оп-артистские паттерны в производство тканей. Платок по ее эскизам Юрий Гагарин дарил во время официальных визитов за рубеж. Ее дочь Татьяна в 1970-е разработала оп-артистские обои для Центрального дома туриста.
Большое везение для кинетизма — искусствовед Анна Колейчук, дочь Вячеслава Колейчука. В ее лице мы получили очень осведомленного летописца-хроникера, знающего о явлении все: даты, события и участников, даже выпущенные мизерным тиражом книги и брошюры.
Планировали ли организаторы такой эффект или нет, выставка сложилась в альтернативную историю русского искусства XX века.
Третьяковская галерея на Крымском Валу
Лаборатория Будущего. Кинетическое искусство в России
До 10 мая
