Брюллов: лебединая песнь Третьяковки на Крымском перед реконструкцией

Некоторые выставки становятся настоящими вехами, и юбилейный проект к 225-летию Карла Брюллова, безусловно, одна из таких. Сначала «Великий Карл» прошел в Русском музее, после чего там с гордостью отчитались: он оказался самой посещаемой выставкой за всю историю существования музея (477 тыс. человек) и самой популярной в России за последние пять лет. Теперь живописца чествуют в Москве, и в Третьяковке загадывают: побьет ли блестящий академист рекорды Репина и Айвазовского (около 600 тыс. посетителей)?

Впрочем, важнее тут не цифры. Похоже, выставка Брюллова окажется последним громким высказыванием Третьяковской галереи в стенах здания на Крымском Валу. В начале этого года директор музея Елена Проничева заявила, что к новому году здесь закончат показывать временные выставки (останется только постоянная экспозиция), после чего с 2026-го начнется постепенная реконструкция. Открытие в прошлом году нового корпуса Третьяковки на Кадашёвской набережной, специально предназначенного для показа временных выставок, положило конец этим многолетним разговорам о все не сбывающейся реконструкции. Той самой, к которой в рамках развития музея собирались привлечь Рема Колхаса (а до этого, помните, Норман Фостер планировал снести все и построить здесь «апельсин»).

Прощальный аккорд получился очень эффектным. Это ясно мгновенно, без финальных подсчетов числа зрителей. Архитектура выставки специально выстроена так, чтобы ошеломлять (дизайнер — Василиса Семенова и dk-community). Поскольку без сравнения с петербургским вариантом выставки не обойтись, то вот оно. Русский музей показывал Брюллова в органичных для него помпезных дворцовых интерьерах, на красном фоне, с контрастным изумрудно-бирюзовым полом. Колористическая гамма античных помпейских фресок создавала свою, историческую атмосферу. В московском варианте Брюллова решили показывать без избыточных обрамлений. Чтобы сосредоточить все внимание на сочности его красок, картины помещены во всепоглощающую темноту, из-за которой они кажутся будто висящими в бездонном космосе. Только несколько символических ковровых дорожек разных цветов (каждый из которых отвечает за отдельный период жизни художника — Рим, Москва, Петербург) немного «заземляют» зрителя.

Это полностью черное визуальное решение оказывается большой заботой о посетителе, взгляд которого иначе мог бы быстро устать от избыточности Брюллова, этого «русского итальянца». Гигантские парадные портреты в тяжеловесных золотых рамах кажутся трехметровыми, дамы в роскошных нарядах взирают на тебя сверху вниз, заставляя задирать голову, как будто ты ребенок. (Кстати, для детей тут разработана программа, включая квесты и вопросы, текст которых размещен прямо у этикеток — невиданная и похвальная заботливость.) Прибывшее из Петербурга полотно «Последний день Помпеи» довлеет еще сильнее, а рядом такое же громадное — «Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году». А вот пресловутое панно на стекле — транспарент «Христос во гробе», вошедшее в собрание Русского музея благодаря конфискации у Певзнеров, не привезли, состояние не позволяет. Вместо него демонстрируется картон на ту же тему.

Кажется, что Карл Брюллов — из тех столпов русского искусства, сказать о которых что-то новое сложно. Однако это иллюзия, что доказывает не только подготовленный научный каталог, но и ряд выставленных произведений. Помимо любопытных работ, прибывших из регионов, привлекают внимание картины из частных коллекций, допущенные кураторами. Таков, например, «Портрет детей графа Льва Витгенштейна с няней-итальянкой» (1832), где два чудесных карапуза готовятся купаться в речке, а наряженная в роскошные кружева молодая нянька кокетливо стягивает с себя чулочек. Из частной же коллекции представлен «Портрет молодой женщины у фортепьяно» («Эмилия Тимм») (1838), биографическая справка при котором, видимо из деликатности, отсутствует. А ведь это та самая девушка, в которую Брюллов влюбился, излечившись от многолетней страсти к графине Самойловой. Его брак с юной пианисткой и молниеносный после этого развод потрясли светский Петербург.

Помимо основного пространства с живописью, включая все хрестоматийное, выделено несколько разделов. Один посвящен графике — тут представлены итальянские бытовые зарисовки, а также небольшие графические портреты знати и друзей альбомного формата. Забавно: его современники, художники Петр Соколов, Владимир Гау и старший брат Александр Брюллов, на подобных портретах сделали себе состояние — для него же это всего лишь один из побочных аспектов пассионарной активности невиданного размаха. Другой раздел посвящен эскизам для росписи плафонов Исаакиевского собора. Брюллов хотел стать, благодаря этим фрескам, русским Микеланджело, но, увы, вот такой грани у его таланта внезапно не обнаружилось. Третий раздел остроумно выделяет незаконченные картины Брюллова в единую группу, рассказывая о его хронической проблеме с завершением заказов.

И хотя визитной карточкой Карла Брюллова навсегда останется сами знаете что, стоит обратить отдельное внимание на небольшое полотно «Бахчисарайский фонтан» (1849, Всероссийский музей А.С.Пушкина) с гаремными красавицами у водоема. Оно идеально иллюстрирует важность Брюллова для русской культуры: это был художник нашего золотого века — александровских и николаевских десятилетий; автор портретов аристократов, которые хотели быть великолепными, как итальянская знать, и нередко такими бывали; создатель иллюстраций к Пушкину — именно той пышности, которую этот мечтатель об Адриатике всю жизнь желал; самый пылкий и яркий живописец последней романтической эпохи Российской империи.

Новая Третьяковка
«Карл Брюллов. Рим — Москва — Петербург»
До 18 января 2026 года