Фрэнк Гери: «Директора музеев ненавидели Бильбао»

Пока Фрэнк Гери переосмысливает свои музейные проекты, в Париже в это время открылись для посетителей спроектированное им здание Фонда Louis Vuitton и ретроспектива в Центре Помпиду.

В свои 85 архитектор Фрэнк Гери продолжает проектировать новые здания, ухитряясь не повторять самого себя. События текущего месяца лишь подтверждают это наблюдение. Так, 25 октября в Париже в Булонском лесу открылся частный музей — Фонд Louis Vuitton, построенный Гери для миллиардера Бернара Арно. Чуть ранее, 2 октября, в Панаме начал работу раскрашенный в немыслимо яркие цвета Биомузей, а 8 октября, опять же во французской столице, — ретроспектива маэстро в Центре Помпиду (до 26 января). В интервью нашей газете знаменитый архитектор развеял некоторые распространенные заблуждения относительно своих музейных проектов.

Архитектурный критик Пол Голдбергер назвал новое здание для Фонда Louis Vuitton не поддающимся сравнению с вашими предыдущими знаменитыми постройками: ни с Музеем Гуггенхайма в испанском городе Бильбао, ни со зданием американской интернет-компании InterActiveCorp (IAC) в Нью-Йорке. На какие образы или иные ориентиры вы опирались, когда проектировали его?

Для начала вы должны спросить меня, почему оно стеклянное. Это был единственный способ добиться высотности там, в Булонском лесу: возвести массивное здание такой же высоты нам не разрешили. Поэтому возникла идея стекла. И как только я начал играть со стеклом, проект стал походить на паруса. Он мне напоминает регату.

Чем работа с гнутым стеклом отличалась от работы с гнутым металлом?

Мы с Барри Диллером применяли гнутое стекло в здании IAC. Стекло отличается тем, что оно способно гнуться самостоятельно, без обязательной отливки изогнутой формы; оно не отливается в печи. Но есть предел его эластичности, после чего стекло ломается. Нужно следовать за материалом.

Наверное, вы успели неплохо узнать Бернара Арно. Каково было с ним работать?

Было хорошо. Он очень четко представляет себе, чего хочет, поэтому, когда предложения ему не нравились, он говорил мне об этом, и мы их обсуждали. Я всегда вовлекаю клиента в работу — это один из тех способов, что не дают вам повторяться.

Один архитектор сравнил проектирование аквариума с проектированием музея, в котором экспозицию составляют рыбы. Можно ли так сказать о Биомузее в Панаме?

Они похожи, потому что в обоих случаях вы создаете пространства, куда люди приходят посмотреть на двухмерные и трехмерные объекты. Но особенность Биомузея — в его основной задаче. Панама — одно из тех мест на планете, где существуют прекрасные природные условия для разнообразия биологических видов, где потрясающие флора и фауна, но по каким-то причинам местным детям в школах об этом не рассказывают. Поэтому и возникла идея заинтересовать их, чтобы им захотелось больше узнать о своей стране.

Ярким же здание музея, который находится в городе Панама на побережье Тихого океана, в быстроразвивающемся регионе страны, я сделал для того, чтобы напомнить о тех, кто живет всего в 80 км от него, на берегу Атлантики, в крайней нищете, — об индейцах, очень пестром и ярком народе.

Сейчас вы работаете над еще одним музейным проектом на ранней стадии: это масштабное расширение неоклассического здания Филадельфийского художественного музея, который пристраивает подземные галереи. Кое-кто удивляется тому, насколько естественно такое расширение интегрировано в старое здание и не похоже на ваше творение. Люди действительно считают, что вы неспособны быть незаметным?

Я получаю такие отзывы все время, пока работаю над этим проектом. Говорят: «Почему вы не дадите больше Фрэнка Гери?» Это вроде проклятия. Когда я согласился на филадельфийский проект Анн д’Арнонкур (директор музея в Филадельфии, скончалась в 2008 году. — TANR), она сформулировала задачу так: «Сможете вызвать такой же ажиотаж, как в Бильбао, в рамках этого здания XIX века?»

Начинаешь изучать постройку [Горация] Тромбауэра и видишь, что этот парень встроил — а мы даже не знаем точно зачем, — на нижнем уровне тоннель, проходящий по всей ширине здания. Это сводчатый тоннель с восхитительными деталями, типичный для XIX века, и он станет прекрасным входом в галереи, если сделать их под площадью. В целом идея была в том, чтобы связать старое здание с новым.

Кое-кому не нравится ваше намерение прорубить в так называемой лестнице Рокки (72 ступени перед входом в филадельфийский музей, которые фигурировали в фильмах о боксере Рокки Бальбоа, роль которого сыграл Сильвестр Сталлоне. — TANR) окно, которое бы обрамляло вид на город из галерей.

Я думаю, что довольно странно так держаться за «лестницу Рокки». И окно можно было бы встроить в ступени таким образом, что вы и не заметили бы его. Если посмотреть на эскизы Тромбауэра, то у него там тоже был проем.

Вы дружили и дружите со многими художниками: Роном Дэвисом, Эдом Рушей, Ларри Беллом, Кеном Прайсом. Кто-нибудь из них отваживался давать вам советы на тему проектирования музеев?

О проектировании художественных музеев я разговаривал с художниками всегда. И всегда слышал одну и ту же мысль, противоположную тому, к чему стремятся Гленн Лоури (директор Музея современного искусства в Нью-Йорке. — TANR] и его коллеги — идеально белой коробке. Думаю, они не знают ничего лучшего.

На это жалуется большинство художников, которых я знаю, а молодые авторы сегодня просто отказываются быть в этой белой коробке: она налагает «чистоту», которая на самом деле не предусмотрена. Вы же видите, что галереи в MoMA потерпели неудачу; им придется теперь делать их заново.

Да, я в течение 40 лет слушал мысли художников о том, какие галереи они хотят видеть. Всем художникам, которых я знаю, нравился музей в Бильбао. Все директора музеев, которых я знаю, ненавидели Бильбао.

Как вы думаете, выставка в Центре Помпиду сможет рассказать о вашем творчестве что-то, чего публика еще не знает?

Там представлено много моих рисунков, которые прежде не показывал ни один музей. Еще там демонстрируется технология, которую мы разрабатывали в течение последних 30 лет, — 3D-технология, разъясняющая назначение различные частей зданий и того, как они соединяются вместе; с ее помощью можно избежать предписаний на внесение изменений, конфликтных ситуаций и экономить на отходах.

И еще один момент, о котором никто не знает: мои здания строятся в установленные сроки и в рамках бюджета. Да, можно сказать, что они дорогие, но музей в Бильбао был построен строго по цене $300 за 1 кв. фут (0,093 м2), а Зал Диснея (концертный зал в Лос-Анджелесе, возведен по проекту Фрэнка Гери, открыт в 2003 году. — TANR) — за $270 млн, что и составляло его первоначальный бюджет.