Алехандро Аравена: «Ваши архитекторы ведут войну против банальности»

Прежде всего хочу вас поздравить с «Прицкером». Премия как-то повлияла на вашу жизнь: чувствуете ли, что появились новые возможности, или большую ответственность?

Премия действительно оказалась для меня неожиданностью, и мне все еще трудно говорить об этом. Вы спросили про ответственность, а у нас все ровно наоборот. Можно было бы предположить, что от нас теперь ждут слишком многого, и этот груз ожиданий будет давить на плечи. Но мы чувствуем себя совершенно иначе. С этой наградой у нас появилась свобода: теперь мы можем рисковать даже больше, чем раньше. Лауреат Прицкеровской премии больше не должен ничего никому доказывать, и это значит, что ты больше ничего не боишься.

Знаете, архитектурная практика — дорогая вещь, стоит денег, времени, энергии. Нужно прежде всего заработать доверие заказчиков, а доверие — такая штука, которую легко потерять. Каждая неудача будет мешать дальнейшей работе, а Прицкеровская премия гарантирует определенную репутацию и качественные проекты. Так что теперь мы займемся теми проектами, которыми боялись заниматься раньше, потому что риск был слишком велик. Впрочем, мы и раньше не очень-то боялись рисковать: обычно мы занимаемся теми проблемами, о которых ничего не знаем. До 2000-х мы никогда не строили социальное жилье, но сделали это. До 2010-го не занимались реконструкцией после цунами, но тоже сделали это. А теперь «Прицкер» дает нам шанс рисковать еще больше.

В этом году вы удостоились не только главной архитектурной премии, но и чести стать куратором Архитектурной биеннале в Венеции. Как думаете, почему в обоих случаях выбрали именно вас? Значит ли это определенный поворот в архитектуре? Конец эры звездных архитекторов? Архитектура становится более ответственной, уделяет больше внимания социальным проблемам?

Я думаю, что изменились вопросы, которые архитектурный мир себе задает. Обычно мы думаем об архитектурных трендах как об ответах на тот или иной вопрос — ответы могут быть постмодернистскими, конструктивистскими, минималистскими. В зависимости от ответа вы пытаетесь интерпретировать премию как признание влиятельным того или иного направления. Но теперь архитекторы стали размышлять о большем количестве вопросов. Если мир искусства и культуры и раньше находился в нашей компетенции, то теперь и общество готово признать, что архитекторы могут со знанием дела говорить о миграции, бедности, то есть отвечать на те вопросы, для решения которых прежде мы сами себя считали недостаточно квалифицированными.

Давайте поговорим собственно о биеннале. Интересно, что у вас нет никакого опыта выставочной деятельности. Понятно, что любите рисковать в своей архитектурной практике, но, как думаете, какую пользу биеннале может принести неопытный куратор?

Каждый день мы с коллегами занимаемся темами, о которых не знаем ничего. И наше невежество позволяет нам задавать те вопросы, которые нормальный эксперт никогда бы себе не задал, а счел чем-то само собой разумеющимся. Мы не пытаемся стать экспертами в кураторстве, мы в первую очередь архитекторы, и больше всего нас интересует следующий вопрос: зачем в принципе нужно отправляться в Венецию, тратить деньги на билет, да еще и платить за вход? Мы хотим, чтобы в нашей биеннале был реальный ответ на этот вопрос. Чтобы архитекторы на биеннале узнали что-то, что поможет им в дальнейшей работе, чтобы они получили те решения, которые смогут использовать в собственной практике, когда вернутся домой. В конце концов, мы хотим сделать биеннале, которая изменит качество архитектурной практики во всем мире. Если это получится, то я сделал достойную биеннале.

Национальные павильоны на биеннале обычно показывают проекты, которыми они гордятся. А вы можете вообразить себе обратную картину — биеннале архитектурных неудач и провалов?

То название, которое мы придумали, как раз про это, про вмешательство различных сил и конфликты. В письме каждому архитектору мы просили придумать, за что сегодня сражается архитектура, какое у нее важнейшее поле боя, какая проблема в архитектуре так важна, что будет интересна простому горожанину — политику, полицейскому, учителю, домохозяйке. Загрязнение городов, миграция и безопасность — об этом будет интересно поговорить каждому человеку: это касается его повседневной жизни. А дальше уже архитектор должен был представить проект в ответ на проблему, объясняя, как он пришел к решению. Честно рассказать о том, что за ошибки и провалы его ожидали на пути, как именно в голову пришла удачная идея.

Делиться провалами невероятно важно, и на биеннале я начну с собственного примера, поделюсь своими неудачами и сомнениями, провалами в кураторстве. Финальная тема Вести с передовой была не первой, до того мы придумали несколько вариантов, но не смогли их проработать до конца. Какие-то из них оказались слишком сложными, какие-то слишком дорогостоящими. На биеннале я покажу, что за идеи были отброшены и почему, объясню, как была устроена внутренняя кухня.

Какие из провалов архитекторов, участвующих в биеннале, вам кажутся интереснее всех?

Отмечать отдельные проекты было бы с моей стороны, наверное, неправильно и нечестно. Кроме того, мне кажется, что главная цель выставки — постараться показать общую картину. А как куратор я готовлю для зрителей ключи — пишу тексты для каталога и выставки, где объясняю, почему выбрал каждого архитектора, в том числе и Бориса Бернаскони с Александром Бродским. Вместо того чтобы зритель угадывал, что означает проект каждого из участников и почему он оказался здесь, я взял на себя риск высказаться по этому поводу.

Так почему вы выбрали Бернаскони и Бродского? Тема биеннале довольно «левых» интересов, нужно обратить свой взгляд на проблемы третьего мира, миграции, бедность и катастрофы. Но Бродский и Бернаскони, кажется, делают фокус совсем на других темах. А Бернаскони вообще представит супертехнологичное дорогое здание в элитарном квартале, то есть архитектуру для богатых, а не для бедных.

От темы Вести с передовой мы ждем гуманистического подхода, рассуждений о миграции и так далее. Но разговор о качестве архитектуры выходит за пределы проблем развивающихся стран. Европа переполнена банальными архитектурными решениями, и авторитарный взгляд в политике богатых стран может оказаться не менее опасным, чем дефицит ресурсов у бедных. Архитектура придает форму жизни человека, а в нашей жизни есть кое-что помимо базовых потребностей. Да, жилье должно защищать от холода, как, например, в России. В других странах прежде всего надо задуматься о доступе к чистой воде. Но жизнь намного сложнее. Менее очевидное поле боя архитектуры — перестать строить посредственное жилье, победить банальность. Работа Бернаскони как раз про это. Бюджет здания превышает возможности сотен людей, работающих в Африке, но тот же бюджет можно было бы освоить намного хуже, например, как это происходит в Дубае. Есть свое достоинство и элегантность в том, чтобы расходовать деньги и ресурсы эффективно, бросать вызов новым технологиям.

Для биеннале мы старались выбрать в том числе тех архитекторов, которые выбиваются из карикатурного образа святых гуманистов, потому что размышление о качестве жизни людей намного сложнее, чем решение базовых потребностей человечества. Да, ни Бродский, ни Бернаскони не задумываются о том, как обеспечить страны третьего мира чистой водой, но есть другие, кто этим занимается. А ваши архитекторы честно ведут войну с банальностью. На мой взгляд, это не менее важно для архитектуры сегодня.

В архитектуре вы больше всего не любите банальность?

Да, но не меньше меня раздражают в архитекторах лень, отсутствие упорства, с которым нужно искать ответ на заданный вопрос. А еще бывает, многие пытаются решить новый вопрос с помощью старых ответов, оказываются недостаточно изобретательны и используют клише. Просто следуют трендам, которые сегодня хорошо продаются. Но грустнее всего, конечно, когда архитекторы копируют сами себя: придумали успешный язык — и воспроизводят свои же здания без конца, не задумываясь о контексте. Да, в архитектуре меня больше всего волнует этот баланс между упорством и инновацией.

Вы опубликовали в свободном доступе в Интернете четыре своих архитектурных проекта. Не боитесь, что в результате получится как раз то самое бездумное копирование? Ведь вы даете заранее ответы, которые могут использоваться к неподходящим вопросам.

Да, но в них содержится ответ на тот вопрос, который уже давно беспокоит весь мир. Нам нужно строить дома для миллиона людей каждую неделю — не дороже $10 тыс. каждый. В одну только Германию в прошлом году приехал миллион беженцев из стран, затронутых военными конфликтами, и в этом году приедет столько же. Но это только Германия, а в мире каждую неделю миллион людей переселяется в города, и нужно создать им достойные условия для жизни.

Кроме того, наш проект — открытая система, которую можно совершенствовать и дорабатывать в зависимости от конкретных условий. Мы не можем ответить на главный вызов современности, пока сидим в Чили в своем архитектурном бюро, но можем хотя бы предложить профессионалам средство, как справиться с этой проблемой, а они пусть уже придумывают, как лучше его использовать. Миграция в города — огромнейшая проблема, и в ее решении остается место для каждого, нам удалось сделать лишь крошечный вклад.

Архитектура реагирует на все эти вызовы, что похвально, но есть и другие примеры. Вот, например, сайт archdaily.com объявляет об архитектурном конкурсе на проект стены между США и Мексикой. Вы не думаете, что архитектуре требуется сегодня новый этический стандарт?

Конечно, строительство стены — глупейшая вещь на свете. Но разговоры о морали и долге — это очень личное. Когда я рассказывал о своей биеннале в Лондоне, журналисты спросили меня, нужно ли архитекторам больше размышлять о своем моральном долге. Я сказал, что нет, и меня не очень поняли. Понимаете, я не священник и не имею права учить людей подобным вещам. Я не чувствую морального превосходства и, кроме того, просто физически не смог бы контролировать всех на свете, у меня нет на то власти. Все, что я могу, — это подать пример, просто сказать, что это глупо. И не рассматривать всерьез работу с теми людьми, которые сейчас занимаются этим проектом.

Если вы не готовы давать советы в области морали, то, может быть, дадите профессиональное напутствие молодым архитекторам, которые мечтают однажды возглавить биеннале и получить Прицкеровскую премию?

Не обращайте внимания на призы и биеннале и больше думайте о своей работе. Послушайте, я живу в Чили, не хожу на правильные коктейльные вечеринки, не играю в гольф с нужными людьми. Работать в Чили — худшая стратегия из возможных. Все, что мы делаем, — занимаемся проектами и проблемами, которые считаем интересными, пытаемся внести свой вклад в профессию. Прицкеровская премия — это следствие, а не цель. Поэтому не старайтесь именно получить приз, иначе ничего не выйдет. И так во всем в жизни.

Последний вопрос будет не очень серьезным. Во время обсуждения ваших новых регалий среди архитекторов так или иначе всплывает комплимент вашей прическе. Кто ваш парикмахер?

Сейчас я буду жаловаться на факты: в моих жилах, кажется, течет индейская кровь, а у индейцев в Чили волосы не самые прекрасные. Они слабые, с ними в принципе трудно справиться, нужно просто смириться и позволить им жить своей жизнью. А стрижет мои волосы старший сын. Все равно они лежат, как хотят, — какая, к черту, разница?!