На 69-м году жизни, после долгой болезни, в Москве скончался Никита Алексеев — в первую очередь художник, но еще и талантливый литератор. Вообще-то концептуалисту и так полагается быть чутким к словесности, однако у Алексеева внутреннее соотнесение изобразительного и вербального всегда было особым, «неевклидовым». А что касается концептуализма как такового, то этот художник, не без оснований считающийся одним из столпов московской концептуальной школы, ограничиваться рамками одного течения не хотел. И даже не раз заявлял, что не причисляет себя к адептам современного искусства.
Он учился в элитных учебных заведениях — в Московской средней художественной школе, Училище памяти 1905 года, Московском полиграфическом институте, — хотя из школы был изгнан, а институтский курс так и не завершил. Зарабатывая на жизнь иллюстрированием и оформлением книг, Никита Алексеев с юности, с начала 1970-х, укоренился в неофициальной культуре: он был активным участников первых акций группы «Коллективные действия», стал одним из инициаторов Московского архива нового искусства (МАНИ), а в начале 1980-х устроил в собственной квартире первую в СССР художественную галерею, получившую название АПТАРТ. На раннем этапе перестройки он входил в состав «симулятивной» рок-группы «Среднерусская возвышенность», которая довольно неожиданно для придумавших ее художников обрела громкую известность. В 1987 году Алексеев уехал на жительство во Францию, но через семь лет вернулся на родину.
Карьера его как художника, пожалуй, не знала ни ошеломительных взлетов, ни уверенного постепенного роста. Можно сказать, что он вообще не заботился о карьере — бывало, даже забрасывал работу с визуальностью, переключившись на литературу и журналистику. Например, на рубеже 1990–2000-х он несколько лет заведовал отделом культуры в еженедельнике «Iностранец» — и его публикации там часто становились событием для культурного сообщества. Но к художественной практике он все равно и неизменно возвращался. Вероятно, она была для Алексеева чем-то вроде стержня, помогавшего, помимо прочего, преодолевать давние и затяжные недуги.
Он не держался за определенный стиль или манеру, однако не был склонен, особенно в последний период жизни, и к бесконечным авангардным метаниям. Наиболее характерны для него большие графические серии, в которых изображения чаще всего комбинировались с текстами, но нередко жили и автономной, сугубо визуальной жизнью. Искусство Никиты Алексеева всегда было интеллектуальным, даже рафинированным, но не претенциозным и не эпатажным. При виде его произведений у многих само собой в голове всплывало слово «мудрость».
Он лишь на три с небольшим месяца пережил Свена Гундлаха — давнего друга, младшего коллегу, сооснователя «Среднерусской возвышенности». Правда, Гундлах от занятий искусством устранился больше двух десятилетий назад, а вот Никита Алексеев, пройдя через несколько персональных творческих кризисов, продолжал работать буквально до конца своих дней. В одной из последних записей в Facebook (где его читали очень и очень многие) художник анонсировал переезд в другую мастерскую — в центре города, на Патриарших. «Побывал там сегодня. Очень уютный, говоря по-московски, „низок“. Белым-бело, чисто-чисто (надеюсь, не успею замызгать), неоновый свет сияет, в окошках под потолком иногда мелькают чьи-то ноги». Действительно, не успел.
