18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Книга «Этот рукав должен быть вне закона и другие размышления об искусстве из Коллекции Фрика» объединила тексты более 60 деятелей культуры об их любимых произведениях из нью-йоркского музея, основой которого 85 лет назад стало собрание промышленника Генри Клея Фрика. В этом году коллекция на время переезжает в модернистское здание Марселя Бройера, пока исторический особняк музея на пересечении 5-й авеню и 70-й улицы реконструируется.
Название книги взято из вошедшего в нее эссе американского романиста Джонатана Летема, который описывает пышный рукав на портрете сэра Томаса Мора 1527 года кисти Ганса Гольбейна Младшего таким образом: «Экстаз, этот рукав должен быть вне закона, этот рукав был сама Утопия».
Мы публикуем отрывки из книги, написанные британской художницей Дженни Савиль, американским художником Джорджем Кондо и дизайнером моды (и бывшей участницей группы Spice Girls) Викторией Бекхэм.
Похвала тени. Я стараюсь отвести взгляд, входя в этот знаменитый зал Коллекции Фрика, смотреть на другую картину, чтобы дать ей шанс. Но Рембрандт притягивает, как бы я ни старалась сопротивляться его магнетической силе. Это сам Рембрандт, это он в полутени своей черной шляпы. Король зала. Король живописи. Король Лир.
Немногим художникам удаются полутени. Веласкесу. И Караваджо — но у того формы теряются в темноте. Не то у Рембрандта. Он знает, что поэзия и тайна лежат в игре теней. И что с тенью приходит и тот благословенный свет, что направляет наш взгляд.
Это движение света начинается прямо от глаз, свет стекает по его грубой морщинистой щеке, по золотой тунике, по красному поясу и разливается, как в пейзаже, по его изящным узловатым рукам. Словно движение кинокамеры, снимающей дальним планом и парящей над формами. Но только он делает это красками.
Входя в западную галерею Коллекции Фрика, вы оказываетесь лицом к лицу с портретом Филиппа IV кисти Веласкеса. Он смотрит в упор на вас — но не на меня, он смотрит сквозь нас из другого измерения времени, потому что его самого Веласкес сделал вневременным. «Как ему это удалось?» — спрашиваю я себя, рассматривая серебро, киноварь и черный, голову Филиппа, аккуратно помещенную над кружевами, его черную шляпу и парчовую накидку. Мое сознание собирает мазки кисти в безупречные узоры, в которых угадываются синие столбы, как на одноименной картине Поллока. На портрете Веласкеса тоже столб. В нем чувствуется величественность, но это всего лишь краска. Эта иллюзия, эта искусная прозрачность и выбор цвета требуют настоящего мастерства. Я говорю не о розовом и серебре — я говорю об оттенках черного на шляпе: об игре иссиня-черного и коричнево-черного, которые создают глубину, об обманчиво простом использовании всего нескольких цветов, о том, как выбившийся завиток волос отражает свет, который подчеркивает его красивый блеск. Опять же, совершенное сочетание цветов. Тень от усов на щеке. Глаза, глядящие вниз, но позволяющие нам смотреть на него, не отталкивающие наш изучающий взгляд.
Веласкес хочет, чтобы мы видели не только того, кто изображен на его картине, но и ее саму. Они метафизически заменяют друг друга. Одним словом, это чудо. Насколько бессилен этот король без мастера Веласкеса! Кому было бы до него дело, кроме историка, изучающего королевские династии прошлого, если бы Веласкес не был таким великим художником? Для меня это не история — это краски и то, что с ними можно сделать: свет, тени, — и техническое мастерство, виртуозная работа с материалом, умение выжать максимум из минимума. Веласкес создал убедительную иллюзию. Его художественное мастерство затмевает содержание всех созданных им картин.
Как относительный новичок в мире старых мастеров, я провожу много времени, задавая вопросы и пытаясь лучше понять мир искусства, с которым мне повезло познакомиться. Коллекция Фрика подарила мне множество прекрасных моментов и очень многому меня научила. Бродя по залам, я нашла произведения, которые полюбила: какие-то — за эстетические качества, другие — за то, что они обращаются к разуму, третьи — исключительно за то, как именно они рассказывают свою историю.
Но картина «Офицер и смеющаяся девушка» Вермеера, висящая у главной лестницы, соответствует всем этим критериям. На нее я смотрела дольше всего и продолжаю возвращаться к ней раз за разом, она пленила меня. Это изображение одного мимолетного мгновения — одна из самых красивых вещей, что я видела в своей жизни. А еще эта картина позволяет мне делать собственные предположения о том, о чем она рассказывает.
Я начала читать об этой работе, потому что у меня было много вопросов, и, судя по всему, такие вопросы возникали не только у меня. Кто эта девушка? Почему она улыбается? Что она делала перед тем, как офицер сел? Откуда офицер знает ее? Что за окном? Каким образом Вермееру удалось передать этот свет? Как мудро поступил Вермеер, написав офицера со спины, так что теперь мы строим бесконечные догадки о том, каковы его отношения с девушкой! И чем больше я читаю, тем больше понимаю, как выстроена перспектива, столь виртуозно создающая впечатление, что я могу буквально войти в эту сцену. Абсолютный реализм картины заставляет меня в это поверить. Вся композиция создает ощущение, что я пытаюсь подслушать, что происходит за этим столом.
Все эти вопросы по-прежнему со мной, и я очень хочу узнать больше. Я просто хочу вернуться и снова посмотреть на нее. Снова и снова.
