Сразу скажу, что пришлось воспользоваться связями, чтобы попасть на этот спектакль в Новом пространстве Театра наций. Все билеты на ближайший месяц раскуплены. Конечно, и зальчик небольшой, и московские театры из-за пандемии вынуждены ограничивать количество зрителей до четверти из возможного, но тем не менее успех налицо. Как выразился источник в Театре наций, «совриск, на удивление, манкое слово». Да, чего уж тут отрицать, совриск, то есть современное искусство, нынче в большой моде. А если речь к тому же идет не о далеких зарубежных гениях, а о местной художественной сцене, то интерес к постановке должен быть обеспечен хотя бы со стороны «членов профсоюза», ведь людей, вовлеченных в арт-процесс, у нас совсем не мало.
Вопреки названию, действие спектакля охватывает не семь дней, а буквально несколько напряженных часов перед вернисажем в одном музее с характерным названием MIMA — именно такими мычащими аббревиатурами и любят во всем мире называться музеи современного искусства. Сами авторы считают, что речь идет о галерее, но в галереях редко бывают подобные коллизии с бюджетами и спонсорами, какие описаны в пьесе. За это время зрителя оперативно посвящают в закулисную рутину художественной жизни, давая краткий курс арт-бизнеса.
«7 дней в совриске» — это реверанс в сторону бойкой книжки англичанки Сары Торнтон «Семь дней в искусстве», по мотивам которой поставлен спектакль. Режиссер Егор Матвеев и драматург Егор Зайцев решили поменять мировые институции, которые рассматривает Сара Торнтон: аукцион Christie’s, ярмарку Art Basel, Венецианскую биеннале, — на российские аналоги. Видимо, чтобы поддержать отечественного производителя и сделать героям приятное лестным сравнением. Таким образом, в спектакле появляются (или в тексте, или на большом панорамном экране, который служит важным действующим лицом) ярмарка Cosmoscow, аукцион Vladey, Премия Кандинского, триеннале в «Гараже», а в качестве ролевой модели успешного художника вместо Такаси Мураками, как у Торнтон, выступает Павел Пепперштейн. Что вполне справедливо, если уж искать параллели. И кстати, именно лидеру группы «Инспекция „Медицинская герменевтика“» и писателю-фантазеру мы обязаны и самим словечком «совриск», придуманным им, кажется, еще в прошлом веке, и попавшим в журналистский сленг. Вот только про ключевое издание по искусству (у Торнтон это был журнал Artforum) возникает вопрос. Директор музея спрашивает по ходу пьесы: «А почему в информационные партнеры позвали Blueprint? Почему не The Art Newspaper Russia?» И в самом деле, почему? Непонятно.
Впрочем, лучше не углубляться в маркетинговые секреты создателей, а только заметить, что продакт-плейсмент стал в «7 днях в совриске» чуть ли не главным художественным приемом. И остается только гадать, мстят ли тут одной известной сети супермаркетов, изображая их неверными партнерами, «слившимися» прямо накануне вернисажа (постановки?), или это сделано для пущей убедительности. Роль спасающего ситуацию инвестора (тут у драматурга слабое знание матчасти — такие люди, если уж брать наши реалии, называются «спонсоры», «меценаты» или, совсем нежно, «партнеры») сочно исполнена Владимиром Большовым — от появления на сцене на крутом байке до характерных интонаций снисходительного обращения с куратором-консультантом: советуй-советуй, я все равно куплю то, что мне нравится! (По секрету, инвестор выбрал работу реального художника Андрея Кузькина и, конечно же, при этом не смог не пошутить про кузькину мать.) В герое Владимира Большова с фамилией Шахман, разбогатевшем на торговле экзотическими фруктами, а теперь озабоченном ЗОЖ и эстетическим развитием, угадывается очень известный прототип — правда не из художественного, а из театрального мира.
Главная звезда спектакля Алиса Хазанова, играющая роль директора музея, кажется, брала мастер-классы у Ольги Свибловой, Марины Лошак или Зельфиры Трегуловой — так убедительно у нее получились богемный лоск и безжалостная харизма арт-гранд-дамы. Ее юная помощница в исполнении Елизаветы Юрьевой тоже узнаваемый типаж — амбициозная страдалица, умеющая все: и пресс-релизы писать, и влиятельных знакомых на ВИП-опенингах заводить. Действующих лиц в пьесе всего пять: еще тут фигурируют самоуверенный молодой куратор (Федор Левин) и герой Андрей (Роман Евдокимов) с неясной идентичностью — то ли он скромный музейный монтажник родом из Ростова, то ли загадочный анонимный художник, «русский Бэнкси», с прелестным псевдонимом РоденДрон. И получается, что звезду совриска можно слепить из любого. К сожалению, эти персонажи, которые по сюжету должны блистать креативностью и оригинальностью, получились бледными копиями настоящих людей искусства, которых мы видим на экране, будь то художник Павел Пепперштейн, галерист Владимир Овчаренко или музейный босс Василий Церетели (театральная мудрость, что живая лошадь на сцене всегда переиграет самого маститого артиста, тут оправдывается).
Еще время от времени в действии мелькает некто в костюме гориллы — привет снискавшему «Золотую пальмовую ветвь» Канн фильму Рубена Эстлунда «Квадрат», тоже сатире (но гораздо более утонченной) на современный художественный мир, с русским акционистом, скачущим дикой обезьяной. Ну и наконец, вертится все вокруг арт-объекта — огромного банана. Хоть и изрядно приевшегося, но — куда деваться — это эмблема совриска, знак, запущенный когда-то Энди Уорхолом, а сегодня нарисованный у входа во многие галереи мира. И не будем забывать о недавней скандально успешной работе «Комик» Маурицио Каттелана — простом банане, приклеенном скотчем к стене и купленном за большие деньги.
Создателей этого нехитрого водевиля стоит поблагодарить за то, что они вытащили на сцену героев из мира современного искусства и провели для зрителей блиц-экскурсию по нему. Но самим людям искусства, если опустить тщеславный ажиотаж — смотри, ведь это про нас! — «7 дней в совриске» вряд ли покажется откровением. И дело даже не в том, что это карикатура, а в том, что остается непонятным, ради чего суетятся все эти личности, за что страдают и почему нервничают, чем этот совриск так притягателен? Неужели вся эта история задумана, чтоб в очередной раз проиллюстрировать трюизмы про большой пузырь, надувательство простаков, коррумпированность «междусобойчика» или криминальные теории про отмывание денег? Вот это, правда, обидно. Если следовать предложенной авторами метафоре, получается, что банан попробовать-то и не дали, а кинули зрителям его жалкую шкурку, на которой так легко поскользнуться неофитам.
