Тотан Кузембаев: «Мой принцип — не навреди!»

Ваш проект «Мавзолей мечты» для арт-парка «Никола-Ленивец» был анонсирован еще в прошлом году. Почему его реализовали только сейчас?

Вообще-то «Мавзолей мечты» я придумал года три назад, и все это время организаторы «Архстояния» искали деньги, чтобы воплотить идею в жизнь. Проект имеет, можно сказать, общечеловеческий подтекст. Люди тысячи лет мечтали о лучшей жизни. Они много работали и наконец построили дороги, возвели города, научились летать на самолетах. Но на пути к своей мечте они почти уничтожили планету. Мы стремимся к счастью и одновременно делаем других живых существ несчастными. После себя мы оставляем лишь горы мусора. Когда природные ресурсы заканчиваются, мы создаем искусственную природу — пластмассовые траву, цветы, деревья.

А какова альтернатива? Уже сейчас начинать жить скромно?

Скромно и разумно. Надо знать свой предел. Мы постоянно совершаем покупки — очередной костюм, очередная пара обуви — и тем самым стимулируем производство, а оно стимулирует добычу полезных ископаемых и загрязнение окружающей среды. Мы придумываем новые энергосберегающие технологии — и строим торговые центры по 10 тыс. кв. м. Бизнес любую новацию способен превратить во зло.

Для меня образцом служат жители Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, умеющие довольствоваться малым. Мой друг архитектор Гарри Чанг из Гонконга говорит, что живет в большой квартире — целых 33 кв. м. И когда я удивляюсь скромным габаритам его жилья, он отвечает, что раньше они жили впятером, родители и дети, и мама еще одну комнату сдавала внаем. Гарри обитал под столом, ему хватало.

Как выглядит «Мавзолей мечты»?

Это почти 30-метровый усеченный конус. Внизу — кости, потому что все новое буквально строится на костях. Семь тонн костей купили на мясокомбинате, специально выварили, чтобы они были стерильны, хотя я бы предпочел кости из земли, с гниющей мякотью и соответствующими запахами. Но такие трудно найти. Над костями — разный другой мусор: кирпичи, доски, бутылки. Выше — искусственные растения. Венчают пирамиду пластмассовые пальмы.

Ваш экологический ракурс — следствие того, что вы выросли в казахских степях, в единении с природой?

Отец был чабаном. В моем свидетельстве о рождении значатся Чимкентская область, Арысский район — ни поселка, ни улицы. Мы кочевали. Первыми игрушками были живые черепахи и засохший овечий помет. Я делал кубики из глины, высушивал их на солнце и строил себе укрытия. Это были мои первые архитектурные опыты.

Когда пошел в школу, переехал в интернат. Жизнь была суровая. С первого класса детей возили на сельхозработы на рисовые поля. Стоя по колено в воде, мы убирали сорняки; над нами летал кукурузник и сыпал на поля дуст. Это был адский труд. Мы вставали в шесть утра и работали до одиннадцати, потом спали до четырех и работали до восьми вечера. Во время сбора урожая ходили за комбайнами и подбирали колоски. Учиться начинали в октябре, а не в сентябре. Это 1960–1970-е годы. Сейчас детей уже не используют, сорняков нет, рис иначе сеют, убирают его канадскими и американскими комбайнами начисто.

Зато когда я вырос, окончил школу, отслужил в армии и после этого полгода с другом в черную пил и когда семья поставила мне ультиматум: «Или иди работать, или учись», — я точно знал, что так вот работать не хочу и пойду учиться. Я неплохо рисовал и в надежде на легкую приятную жизнь решил стать художником. Чтобы поступить в Строгановку или Суриковку, надо было подготовить натюрморт. Что такое натюрморт, не знал никто: ни парторг, ни председатель колхоза, дошедший в войну до Берлина. Поэтому я выбрал подготовительное отделение МАРХИ: туда принимали без натюрморта.

Попав в Москву, вы, наверное, испытали культурный шок?

Куда ж без него! В первый день, сдав документы в приемную комиссию, я с такими же демобилизованными солдатами, как и сам, пошел отметить это дело пивом. Стояла пасмурная погода, шел дождь, и меня привели в бар «Жигули» на Новом Арбате, тогда — проспекте Калинина. И вот архитектура этого места меня поразила: высотки-книжки уходили в туман и казались бесконечными, гораздо выше, чем были на самом деле. Было непонятно, как их построили.

Почему вы выбрали кафедру градостроительства?

Там были самые крутые преподаватели: Илья Лежава, Марк Бубнов, Юрий Новоселов и другие. В МАРХИ была присказка: «ЖОС не ГРАДО, ПРОМ не факультет» (ЖОС — кафедра жилищного и общественного строительства, ПРОМ — кафедра промышленного строительства. — TANR). На нас смотрели как на волшебников: мы придумывали зонирование, рисовали на городских планах цветные пятна. Я вначале увлекся, а потом понял, что это не мое: мне нравится ремесло, руками что-то делать.

Параллельно учебе мы участвовали в международных архитектурных конкурсах — это то, что позднее назовут «бумажной архитектурой». В 1983-м получили первую премию на конкурсе JA — Shinkenchiku «Бастион сопротивления». Тема тоже была экологической: город наступает на природу — как с этим бороться. В тот год конкурс курировал Тадао Андо, так что победа была особенно приятна. Смешнее всего, что мы чудом в это соревнование попали. Все проекты отсылались централизованно через Союз архитекторов, а мы опоздали. Тогда в общежитии мы нашли нигерийского студента, посулили ему всю славу мира, и он отослал наш проект напрямую через посольство. Мы его включили в свой авторский коллектив, причем первым номером, и Андо в ответном письме, поздравляя нас с премией, обращался к нему.

Что это за история с проектом наукограда в Зеленограде?

Он назывался ЦЭИ — Центр электроники и информатики. В середине 1980-х страны СЭВ решили построить в Подмосковье Кремниевую долину, и мы с моим другом архитектором Игорем Пищукевичем входили в коллектив, который все это проектировал. Два года интенсивной работы, засиживались ночами. Центром научного кластера должна была быть огромная площадь диаметром с километр, под ней располагался электронный коллайдер. По периметру шли небоскребы — НИИ, за ними стояли цеха, где разработки инженеров и ученых обкатывались на производстве и направлялись на массовое изготовление по всей стране. Уже было запущено строительство, мы присутствовали при закладке фундаментов и ездили на авторский надзор. Но СЭВ распался, и идею похоронили. А мы с Игорем еще на некоторое время в Зеленограде задержались: спроектировали МЖК (за который получили премию на архитектурной триеннале в Софии), разрабатывали благоустройство города. Некоторые наши проекты, например многоэтажный городской огород, лет на 20 обогнали время.

А как вы попали в современное искусство?

Друзья из центра «Дока» (группа зеленоградских компаний, созданных на базе образованного в 1987 году одноименного центра научно-технического творчества молодежи. — TANR) предложили нам с Игорем Пищукевичем поучаствовать в CeBIT в Ганновере, на тот момент крупнейшей в мире электронно-коммуникационной выставке. Мы придумали инсталляцию «Время пирамид». Песчаная, бумажная, деревянная и металлическая пирамиды образовывали город, пространство между ними было заставлено кварталами из бутылок и порубленных книг, в кюветы мы залили черную тушь — нефть. Получился величественный и мрачный образ. За этот проект нас наградили премией в 10 тыс. марок; выставку позднее показали в Вашингтоне и в Сингапуре, где мы познакомились с Александром Пономаревым, Владимиром Дубосарским и Александром Виноградовым, Валерой Кошляковым и другими востребованными художниками. В США нам даже предлагали пиар-поддержку по превращению в звезд contemporary art, но не сложилось. Вскоре наш с Игорем тандем распался: он пошел проектировать дворцы, а я некоторое время бедствовал, потом занимался художественным гипсом, делал панно в интерьеры и, наконец, начал проектировать частные деревянные дома.

Наверное, пора вас разоблачить. Вы же не только спец по деревянным домам — вы делаете камины, изготавливаете лестницы — арт-объекты. В знаменитой усадьбе «Клаугу Муйжа» в Латвии, которая принадлежит Петру Авену, даже мебель и люстры вашего авторства.

Мы в мастерской проектируем все, вплоть до столовых приборов. Если у вас много денег и вы не знаете, как их потратить, приходите.

Ваш авторский архитектурный стиль очень узнаваемый и своеобразный. Вы игнорируете законы симметрии. Почему?

Ну, не вся же архитектура строится на симметрии. Я поборник конструктивизма, его честности, когда формой считается сама конструкция и здание растет изнутри наружу, от внутренних потребностей и функций — к внешней оболочке. Мы в процессе работы часто меняем конфигурацию домов. Если заказчику нужна лишняя кладовка или комната для уеди­нения, почему бы их не включить в общий объем дома или не вынести наружу и соединить с домом мостками и коридорами?

Но чаще всего мы отталкиваемся от местности. Например, на участке растут столетние дубы — мы проектируем дом так, чтобы не повредить ни одно дерево, абсолютно игнорируя законы симметрии. Зато потом кажется, что здание тут стоит давно и когда-то посаженные вокруг него деревья уже выросли выше крыши.

Вы любите сильные консольные выносы, когда дом парит над землей, обшиваете интерьеры деревом от пола до потолка и делаете их главным украшением лестницы и камины. Могли бы вы вслед за Ле Корбюзье сформулировать пять принципов современной архитектуры?

Мой принцип один: не навреди! 

«Архстояние»: «Счастье есть?»

Знак вопроса добавился к придуманной заранее теме «не для того, чтобы усомниться в существовании некоего счастья, а чтобы придать осознанности дороге к общей мечте». Чтобы объяснить свою позицию, организаторы фестиваля, среди которых художник и основатель арт-парка Николай Полисский, его сын, управляющий партнер парка Иван Полисский, куратор фестиваля Антон Кочуркин и продюсер фестиваля Юлия Бычкова, написали манифест. Художники, перформеры и музыканты представят мистерию-путешествие об обретении опоры и надежды в полной мгле. На территории парка уже появился 29-метровый «Мавзолей мечты» звезды российской деревянной архитектуры Тотана Кузембаева. Там же можно будет отдохнуть в «Санатории сна» художника Романа Сакина, испытать счастье беззаботности в «Аквариуме с аксессуарами» Сергея Шеховцова и увидеть работы авторов — победителей открытого конкурса.

Арт-парк «Никола-Ленивец», Калужская область
Международный фестиваль ландшафтных объектов «Архстояние»
С 29 июля