Выставка «(Не)подвижность. Русская классическая скульптура от Шубина до Матвеева» в петербургском Центральном выставочном зале «Манеж» уже стала громким, если не сказать скандальным, событием и разделила профессиональное сообщество на тех, кто рукоплещет, и тех, кто горюет. Даже у двух корреспондентов нашей газеты, посетивших выставку, мнения оказались диаметрально противоположными.
«(Не)подвижность. Русская классическая скульптура от Шубина до Матвеева» не та выставка, которая получилась легко. Всех участников проекта на разных этапах его создания терзали сомнения. Директор «Манежа» Павел Пригара захотел переместить скульптуру с периферии изобразительного искусства в центр, показать ее самодостаточность. Для этого необходимо было собрать лучшие образцы. Роль в подборе экспонатов одного из кураторов проекта, хранителя скульптуры Государственного Русского музея Елены Карповой трудно переоценить. Ее знания и опыт помогли включить в выставку вещи, о существовании которых широкая публика даже не догадывалась, так как обычно они находятся в музейных запасниках. Сокураторами выступили Эвелина Тарасова (Государственный Эрмитаж), Владимир Евсеев и Елизавета Павлычева (ЦВЗ «Манеж»), Наталья Логдачёва (Государственный Русский музей).
Что касается концепции экспонирования, то директор «Манежа» мечтал сопроводить скульптуру оперой и с этой идеей обратился к молодому дарованию, театральному режиссеру, лауреату нескольких «Золотых софитов» и Премии Муз-ТВ Василию Бархатову. Изложив свои соображения, в ответ он услышал, что нельзя соединить скульптуру и оперу, слишком это разные искусства. С такого же отрицания начинался разговор со сценографом выставки — архитектором Александром Кривенцовым. Его бюро «Циркуль» делало реконструкцию Манежа, он это пространство не просто знал — чувствовал, но... Сколько скульптурных выставок он ни видел (самая последняя из примечательных — выставка скульптуры Пабло Пикассо в нью-йоркском МоМА в 2015 году), ни одна не впечатляла. Если делать все «как положено», без кунштюков, с естественным светом и нейтральными серыми стенами, получится кладбище. И вот из этой ситуации абсолютной невозможности команда начала свой путь.
В результате пространство разбили на условные пять театральных сцен, в каждом секторе включили оперу, затемнили основное пространство, сделали точечный свет, всю скульптуру перетасовали, манкируя хронологическими, стилистическими и даже формальными (бронза в одном углу, камень — в другом) моментами. И все ради того, чтобы выстроить эмоциональную связь зрителя и экспонатов. Ради того, чтобы итогом было не знаточеское мнение о том, какой классный анималист представитель ар-деко Иван Ефимов, а изумление перед явлением в целом — такой разной, забавной, пафосной, камерной, страстной, русской скульптурой.
На этой выставке трудно назвать фаворитов — настолько там важен ансамбль, взаимодействие света, музыки, скульптуры и даже человеческих теней по стенам, — но все-таки хотелось бы выделить ряд произведений, которым подобная театрализация пошла на пользу. Это, прежде всего, изумительный мраморный портрет императрицы Марии Федоровны (1887) — работа Марка Антокольского. Бюст стоял в личных покоях Александра III, он и сегодня впечатляет своей невинной красотой. Недалеко от него — скульптурный портрет княгини Тенишевой (1899, ГРМ) авторства Паоло Трубецкого. Драматический свет превращает мечтательную модель в женщину на грани нервного срыва. А вот «Сидящую даму» (1897, Саратовский художественный музей) того же Трубецкого нагло не стали освещать выше роскошного декольте — лица не видно, зато можно полюбоваться тонкостью бронзового платья и кружев на пышной груди.
Сентиментальная линия в русской реалистической скульптуре, о которой мы обычно судим по «Крестьянину в беде» (1872) Матвея Чижова, расширена за счет похожих работ Ильи Гинцбурга («Интересная сказка», «Мальчик, собирающийся купаться»). В этом контексте оказалось, что суть не в страданиях крестьянина, а в тонком взаимодействии родителя и ребенка.
Вряд ли до этой выставки скульптор Глеб Дерюжинский (1888–1975) был широко известен: вскоре после революции он эмигрировал в США и выпал из истории русского искусства. Но его композиция «Иван Грозный и Малюта Скуратов» (1911) по выразительности сопоставима с «Демоном» Врубеля, и кажется, будто она предвосхищает гротескные «рожи» в кинофильмах Алексея Германа. Еще один малоизвестный автор — Юлия Николаевна Свирская (1881–?). Две ее композиции 1915 года из Эрмитажа — «Прелюдия» и «Эпилог» — очень воодушевят исследователей феминизма. Эти работы позволяют говорить о Юлии Свирской не только как о скульпторе-профессионале, но и, выражаясь современным языком, как об отважном исследователе женской сексуальности.
В нескольких местах в зале организаторы ставили скульптуры в немом диалоге, и иногда получалось занятно. «Христос перед народом» Антокольского и «Христианка первых веков» Владимира Беклемишева превратились почти во флиртующих молодых людей, да еще и под музыку из оперы «Фауст»!
Совершенная новость — целый раздел, посвященный скульптурным фигурам на носу кораблей авторства Михаила Микешина, Николая Пименова и других. Их собрали полдюжины, в основном из Центрального военно-морского музея, и сопроводили музыкой Вагнера.
Одним словом, выставка полна сокровищ, и ее обязательно надо посетить, пусть даже вы и не большой любитель оперы и нуждаетесь в подробном прочтении сопутствующего этикетажа.
Нынешняя выставка скульптуры в петербургском ЦВЗ «Манеж» — продолжение линии по превращению его в модное место путем привлечения новой публики, не любящей «скучные» академичные проекты. Как и предыдущая посвященная жанру скульптуры выставка «Христос в темнице» (2019), где русская деревянная скульптура была выставлена в темноте, но с неоновыми нимбами вокруг статуй XVII века, она показывает особенное отношение экспозиционеров «Манежа» к этому жанру. Речь идет о подсознательном убеждении, что скульптура сама по себе скучна, никому не интересна и никто на нее не придет, если не сдобрить ее сильными театральными, драматическими эффектами.
В проекте этого года в «Манеже» зашли еще дальше, добавив к эффектному освещению оперный саундтрек. Этот путь принес успех: выставка стала мегапопулярной, а Instagram оказался наполненным сделанными на ней селфи. Тем не менее использованные приемы показывают сильную однобокость в оценке потенциальной аудитории. Выставка сделана так, что она резко нравится одной категории посетителей (которой действительно иначе академическая скульптура показалась бы скучной) и при этом оставляет неприятный осадок у тех, кто скульптуру, наоборот, любит и ценит. Их, правда, количественно меньше, так что с точки зрения продажи билетов эта политика выигрышная.
И это печально, потому что удовлетворить «эстетов» из последней категории не очень сложно. Для этого было бы достаточно не забывать о наработках, которые многие годы используют при создании выставок профессионалы именно музейного дела. Первой и, на мой взгляд, главной проблемой была чрезвычайная навязчивость оперного саундтрека, от которого невозможно было отгородиться. Эта проблема решается приглашением нормальных звуковиков-практиков. А также пониманием, что аудитория музея состоит из разных типов людей (в том числе пожилых и с РАС) и агрессивная навязчивость саунда все-таки мешает многим.
Не думаю также, что выставка стала бы менее популярна у фотографирующихся студенток, если бы этикетаж находился на положенных местах, а не на расстоянии 3–4 м от скульптур.
Третья большая претензия к экспонированию — отсутствие возможности подойти близко к очень многим экспонатам, водруженным на подиумы и ступени, ходить по которым запрещается. Причем кажется, что при изначальном проектировании этих структур такая опция все-таки была предусмотрена, а запрет наступать на них был введен позднее. Почему? Материал оказался слишком хрупким, не выдерживающим нагрузки от веса посетителей?
Перечисленные огрехи экспонирования действительно могут быть не замечены теми, кто тратит на осмотр статуи 5–7 секунд, а не минуту. Главную «фотогеничность» выставке придает эффектно поставленный свет, из-за которого многие детали скульптур теряются во мраке. Но это, в отличие от остального, можно легко пережить. В конце концов, у каждого в телефоне есть фонарик.
Угодить всем, как говорится, невозможно, но профессионализмом было бы все-таки попробовать это сделать. Выставка работает с 24 марта, и любопытно, что, если верить комментариям людей, посетивших ее в конце апреля, в «Манеже» все-таки к отзывам прислушались: «музыку стало практически не слышно, и освещение во втором зале стало чуть ярче».
ЦВЗ «Манеж», Санкт-Петербург
(Не)подвижность. Русская классическая скульптура от Шубина до Матвеева
До 16 мая
