За работу, товарищи художники!

Творческий союз — звучное, патетическое словосочетание, которое вроде бы должно означать что-то возвышенно-благородное. Хотя нередко за патетикой кроется неприглядность. Сложно отрицать, что народившиеся в СССР творческие союзы — художников, архитекторов, писателей, композиторов — призваны были обслуживать идеологию правящей партии. Причем содействовать и воспевать полагалось в обязательном порядке. И не как кому вздумается, а по трудноуловимому регламенту под названием «социалистический реализм».

Но так ли уж бесспорна подобная констатация? Искусствовед Борис Иогансон, автор книги «Московский союз художников: взгляд из XXI века», не берясь опровергать все привычные воззрения, в некоторых склонен усомниться. И в предисловии даже подводит под сомнения теоретическую базу, которую можно расценить как следование диалектическому методу «теза — антитеза — синтез». То есть сначала большевики твердили свое, сугубо апологетическое, потом антикоммунисты все это ниспровергли, а теперь настало время осознать, как же обстояло в действительности. При таком подходе обязательно должны возникнуть какие-то особенные выводы, иначе и смысла нет затевать синтетическое исследование. Но об этом чуть ниже.

Следует уточнить, что издание появилось под грифом «Книга первая» и охватывает период 1932–1962 годов. Даты понятны и символичны. Первая фиксирует момент образования МОССХ (позже возникнут и другие аббревиатуры — МССХ и МОСХ; причины тому бюрократические, и без надобности лучше в них не вникать). Вторая дата подразумевает разгром Никитой Хрущевым манежной выставки к 30-летию Московского союза художников — что действительно стало рубежом и повлекло за собой очередную смену вех. На чем повествование пока обрывается, продолжение запланировано автором на 2020 год.

Иначе говоря, вся эта первая книга почти вынужденно привязана к имени и образу Сталина: сначала культ личности крепнет, потом безоговорочно утверждается, затем подвергается осторожной переоценке — и вот уже рушится на глазах. Историческая канва хорошо известна, а что же происходит с МОСХом в те самые времена? Борис Иогансон, правнук президента Академии художеств СССР и почти полный его тезка, отнюдь не бросается грудью на защиту и всемерное оправдание исследуемой им организации. Однако считает важным отметить ряд обстоятельств.

Например, такое: драка за госзаказ и расположение власти началась задолго до публикации знаменитого постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года «О перестройке художественно-литературных организаций». Могли бы и вообще поубивать друг друга эти ахровцы, остовцы и прочие изобригадовцы, но партия со свойственной ей прозорливостью остановила наметившееся кровопролитие. И поставила всех под единое художественное знамя, да еще и денег посулила, чтобы творцы не голодали и не ссорились между собой. Плохо ли? По Иогансону-младшему, ситуативно верное решение.

И тут же автор добавляет: похоже, не имелось у партии никаких коварных планов насчет контроля над художественным процессом. Документами не подтверждается. Нет, ну общее направление задавалось, не без того. И пропесочивания в газете «Правда» наряду с другими изданиями бывали, кто спорит. На собраниях и в беспрерывных дискуссиях в МОССХ в 1930-е только клочья летели от приверженцев «формализма» и попутно «натурализма», тоже назначенного жупелом, видимо для равновесия. Как выразился на одном собрании Евгений Кацман, свояк Казимира Малевича (они были женаты на сестрах): «Что делать с художниками, которые идут против нашей действительности? Таких художников надо ликвидировать». Автор книги все это довольно дотошно описывает и цитирует, чтобы сделать парадоксальный вывод: никто им ничего не приказывал и не предписывал, сами друг друга топили и третировали. Даже формулировку подобрал: «внутривидовая борьба».

Что ж, да, подоплека здесь и впрямь очевидна: при отсутствии художественного рынка возникла монополия власти на выдачу заказов и распределение гонораров. Свободная конкуренция неизбежно перерастала в схватку за тоталитарный пирог — и тут уж все средства хороши, включая взаимные политические обвинения. Вот только вряд ли можно согласиться с тем, что при таком раскладе партия играла роль всего лишь беспристрастного арбитра. Чтобы рулить «внутривидовой борьбой», не обязательно каждому художнику ставить за спиной персонального комиссара, дающего указания, что и как рисовать. Существовали механизмы более надежные и эффективные, и многие документальные материалы, приведенные в книге, как раз об этом свидетельствуют, пусть иногда и косвенно. То обстоятельство, что у советских идеологов у самих было семь пятниц на неделе и оттенки конъюнктуры ощутимо вибрировали, не должно бы вводить в заблуждение: селекция велась вполне по-мичурински.

Автор книги то и дело возвращается к теме самоуправления, которое было положено в основу творческого союза и номинально действовало всегда. Мол, сами художники распоряжались своей профессиональной жизнью — на что же тут сетовать и с кого еще спрос? Только ведь и в сталинской Конституции 1936 года было записано: «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни». Тоже документ, между прочим. Пресловутый «взгляд из XXI века» вполне допустим и даже нужен, но хорошо бы изначально убедиться, все ли в порядке с оптикой.