Ряд музеев, в основном в Нью-Йорке, подвергается давлению со стороны активистов, организующих акции протеста, стремительно распространяющиеся в социальных сетях. Музей Гуггенхайма и Метрополитен-музей — их недавние жертвы, заклейменные в контексте скандала вокруг семьи Саклер, чья фармацевтическая компания выпускала оказавшийся наркотиком препарат «Оксиконтин». Фотограф Нан Голдин, ставшая жертвой вызванной приемом обезболивающих препаратов опиоидной зависимости, развернула кампанию против семьи Саклеров и призвала музеи отказаться от их пожертвований. Лондонская Национальная портретная галерея стала первым крупным учреждением культуры, отказавшимся от гранта в £1 млн. Также все обсуждают, что Ребека Мерсер, финансировавшая исследования, отрицающие изменения климата, продолжает входить в попечительский совет Американского музея естественной истории, несмотря на активную кампанию против нее. А в самом центре Нью-Йорка группы Decolonize This Place, Chinatown Art Brigade и Working Artists and Greater Economy (WAGE) объединились с сотрудниками Музея Уитни, требуя, чтобы заместитель председателя правления институции Уоррен Б. Кандерс был освобожден от своих обязанностей, поскольку является владельцем компании Safariland, торгующей «товарами для правоохранительных органов», например баллончиками со слезоточивым газом.
Директора музеев по понятным причинам нервничают: одним из наименее похвальных стимулов для попечительского совета и предлогом для благотворительности всегда считалась способность превращать богатство в социальный статус. Джон Стейнбек описывал «баронов-разбойников», основавших величайшие музеи Америки, как «волчьих финансистов, потративших первые две трети жизни, выгрызая состояние из кишок общества, а последнюю треть — запихивая его обратно». Если культурная филантропия потеряет свою эффективность как механизм трансформации богатства в статус и если возникнут повышенные репутационные риски, связанные с председательством в попечительском совете, налаженная система даст сбой. Покровители музеев генерируют значительную долю финансовых ресурсов, необходимых для поддержания и развития институций.
Требования активистов по делу Саклеров кажутся разумными, учитывая масштабы и силу обвинений. Музеи, вполне вероятно, могут больше не брать «грязных» денег и вычеркнуть имя Саклер со своих зданий. Другие инициативы в социальных сетях застигли институции врасплох. Зато жажда справедливости быстро распространяется посредством твитов, уравнивающих преступления и проступки, обвиняющих музеи в умышленном затягивании с ответами.
Дэниел Вайс, президент и главный исполнительный директор Метрополитен-музея, который активно поддерживали Саклеры, попросил предоставить ему больше времени для анализа ситуации. Директор Музея Уитни Адам Вайнберг отчаянно защищает права своих попечителей. Ответ Кандерса его обвинителям был более решительным, он говорит, что его компания не определяет, для чего используется ее продукция. Рейнолд Леви, бывший президент Линкольн-центра, в прошлом году прокомментировал дело Мерсер так: «Пока меценаты помогают музею выполнять его миссию и поддерживают его основные программы, их деятельность в политическом мире не должна относиться к делу».
Тщательное изучение морального облика членов совета директоров и финансовых спонсоров музеев уменьшает рвение последних поддерживать культурные институции. Но если директора музеев будут слишком откровенно высказываться в защиту своего статус-кво, это раздует огонь дебатов, который в их же интересах потушить.
Очевидно, что проблема сложна и мало подходит для обсуждения в социальных сетях. В нынешней культурной войне этических оценок линия фронта проходит прямо через вестибюли музеев. Маловероятно, что угроза отступит: генезис проблемы заключается в более масштабных социальных тенденциях, отчасти усугубляемых стремлением музеев быть востребованными у широкой аудитории. Для защиты постоянной финансовой жизнеспособности музеев необходима эффективная политика сдерживания. Это требует обдуманных действий.
