Его положение в истории русского искусства нельзя не назвать странным: еще при жизни принятый в лигу классиков, он до сих пор числится в маргиналах. Споры о его творчестве периодически сменяются десятилетиями умолчания. Для рафинированных мирискусников 1910-х он выходец из мещанской среды, для пролетарских культуроустроителей 1930-х — декадент. Не слишком левый, но и не вызывающе правый. Добравшийся до художественного олимпа, даже фамилией своей он давал повод для шуток в духе особенностей национальной традиции.
Кузьма Петров-Водкин — явление сугубо русское, имя, возникшее на авось, благодаря скандалу, запрограммировать который ему никогда не пришло бы в голову. Картина «Сон» (1910) — а в ней мы видим героев Рафаэля, «разнагишенных» (словечко КПВ) художником в постмодернистском, как сейчас сказали бы, ключе, — оказалась началом его истории сопротивления инерции косности, охватившей академические студии и выставочные пространства. В этой его персональной истории много аритмичного, непараллельного истории глобальной. В самом его искусстве — аутсайдерском по отношению к ведущим направлениям русской живописи — заложен шифр неразгаданности. Петров-Водкин об этом и говорит в своих текстах, он нуждается в зрителе для дешифровки им же заданных кодов.
Казалось бы, обширная библиография его текстов, как и текстов о нем, уже расставила все по местам. Да и недавние выставки в Москве и Санкт-Петербурге напомнили не только о самом художнике, но и об идеях, оказавших влияние на послереволюционное поколение его учеников и последователей. И все же только что изданная книга «В центре Жизни Жизней» непременно займет особое место. Главное ее достоинство — не столько внушительный объем материала, сколько его новизна. Представляя книгу, внучка мастера Зинаида Барзилович делает акцент на сугубо семейно-хроникальном характере издания. Впервые публикуются важные тексты, до сей поры остававшиеся вне поля зрения исследователей. Прежде всего текст самого художника «История одного рождения», написанный им в форме дневника в 1926–1927 годах. Это прямая речь. Петров-Водкин рассказывает о счастливых днях появления на свет его дочери и связанных с этим событием переживаниях. Здесь же он делится размышлениями, нередко эмоционально окрашенными, формулирует постулаты своих живописно-пластических теорий. Текст этот носит глубоко интимный характер, в нем ощущается интонация пылкого, восторженного человека. «История одного рождения» откроет нам писателя несколько иного склада, не того, что позже проявится в автобиографических повестях «Хвалынск» и «Пространство Эвклида».
Параллельно тексту художника идут воспоминания дочери Петрова-Водкина Елены Дунаевой. Получился диалог, во многом красноречивый. Вот голос Кузьмы Сергеевича: «Так водворилась ты на 18-й Линии — в синей кроватке, под синим одеяльцем, синие nature-mort’ы на стене перед тобой — влопалась моя дуська в школу Петрова-Водкина!» А вот что пишет об этих же днях Елена Кузьминична: «[Вот] как отец „знакомил“ меня с зеленым цветом. Отец наклонил мою головку к траве, стремясь заинтересовать меня цветом. Чтобы это ощущение закрепить, он наклонял мою головку все ниже, ниже, так, что мое лицо касалось травы. Тогда он, весело и задорно, начал водить моим лицом направо и налево. Я отфыркивалась от неожиданного щекотания травинок, смоченных утренней росой, отец проделал это еще раз, пока я не высказала своего „цэ“». Воспоминания Елены Дунаевой публиковались в журнале «Звезда» с купюрами в 2007 году. Теперь появилась возможность узнать о подробностях семейной жизни в полной авторской версии, которую дочь художника дополняла записями вплоть до своей кончины в 2008-м. Здесь достаточно драматических поворотов и даже любовных треугольников.
Весьма ценным вкладом в водкиноведение представляется публикация полных текстов его выступлений на творческих вечерах в Москве (1933) и Ленинграде — в Академии художеств (1936) и в ЛОССХе (1938). Специалистам тексты этих выступлений известны частично, они были обнародованы в сильно урезанном виде в сборнике биографических материалов (1991). Но только сейчас понимаешь богатство и своеобразие устной речи Петрова-Водкина, простоту и в то же время убедительность его аргументов. Язык, точнее, новояз Кузьмы Сергеевича сближает его с другим реформатором слова — Андреем Платоновым, о чем и пишет Сергей Даниэль в своей статье, помещенной в книге.
Интересно исследование Надежды Хмелевой, посвященное сценографии Петрова-Водкина, редкой по радикальности идей даже для тех лет. Изгнание живописного станковизма, подчеркнутый минимализм пространства, диагональные построения, доминирование двухцветной среды позволяют говорить о революционных открытиях Петрова-Водкина в театральном дизайне.
Для читателя «в теме» ценность книги заключается еще и в том, что она содержит много неизвестного изобразительного материала: наброски, эскизы, этюды и, что особенно интересно, фотоизображения картин, либо уничтоженных самим автором (как, например, «Пушкин в Болдине» 1937 года), либо канувших в Лету («Портрет мадам Пеньо», проданный в американскую коллекцию в 1920-х). Фонды РГАЛИ и архивы семьи художника, как выясняется, способны обогатить исследование о мастере отнюдь не хрестоматийными изображениями.
