Елена Селина: «Мы просто научились работать в более сложных условиях»

Ситуация в нашем современном искусстве довольно тревожная. С одной стороны, все хорошо: есть художники, музеи и зрители, есть галереи. С другой — решено не строить новое здание ГЦСИ, сам центр после слияния с РОСИЗО изменился, государственная идеология призывает крепить скрепы, а не стремиться к развитию. А как вам видится ситуация?

Что касается «тревоги» — я приучила себя ей не поддаваться. Мой принцип: делай что должно, и будь что будет. Конечно, мы сильно зависим от политической и экономической ситуации, но постепенно учимся уворачиваться и выживать. Существуют как бы две параллельные реальности — глобальная, которая внушает тревогу, и малая, где все движется по определенной логике: мы делаем выставки, художники развиваются, работы продаются... В этой малой реальности, например, после ярмарки Cosmoscow прошел месяц, а ежедневные продажи все еще идут, по крайней мере на моем малом галерейном поле. Боюсь что-то прогнозировать, но какое-то движение на рынке есть. Если посмотрим на образовательные и выставочные программы, то здесь активно работают «Гараж», Третьяковская галерея, Московский музей современного искусства, Мультимедиа Арт Музей, Школа Родченко, «База», «Свободные мастерские», скоро возобновит работу ИПСИ. Практически все перечисленные музейные институции активно показывают значимые выставки: в Третьяковке — Илья Кабаков, в МАММ скоро открытие выставки Виктора Пивоварова, интересное открытие сезона у музея «Гараж», у Московского музея современного искусства прекрасная выставочная программа. Формально — все происходит. И я не могу сказать, что сегодняшняя ситуация резко отличается от ситуации 2014 или 2012 года. Мы просто научились работать в более сложных условиях. Что бы ни придумывали любители русской посконной жизни, наша деятельность продолжается.

Как раз в 2012 году, когда Марат Гельман и Айдан Салахова закрыли свои галереи, вы выступили с открытым письмом…

Выступила. К этому времени скопилось много проблем в нашей галерейной сфере, и мне казалось, что, если я, воспользовавшись поводом закрытия галерей, скажу о проблемах громко, мы, оставшиеся, общими усилиями сможем их преодолеть. Получилось, увы, не совсем так, как я предполагала.

Среди прочего я написала, что из-за сложной ситуации на рынке я пока останавливаю международный ярмарочный марафон и активизирую XL Projects, в задачи которого входит проведение выставок в музеях: работа должна продолжаться, а художники — развиваться. И музеи меня услышали. До этого времени мы делали выставки за свой счет, а после 2012 года — при финансовой поддержке музеев или фондов. Двухчастную «Реконструкцию» поддержали фонд «Екатерина» и «Гараж»; Московский музей современного искусства полностью финансировал посмертную выставку Владика Монро «Архив М»; выставка Ирины Кориной в Манеже, «Невесомость» в центре «Рабочий и колхозница» состоялись при гос­поддержке. То есть моя личная судьба стала складываться неплохо и интересно. 

Однако в том же письме я писала о состоянии рынка, который, возникнув в 2001-м и успешно развиваясь до 2008-го, к 2012 году сошел на нет. На пике криков о «закрывающихся» галереях и их ответственности за порушенную художественную ситуацию никто не заметил самого главного: успешный бизнес никогда не закрывают, и в благополучной ситуации три галереи своими действиями ничего не могут «порушить». А ситуация не была благополучной, и это факт. Очень скоро закрылись замечательные галереи. Сейчас рынок не стал намного сильнее после 2012-го — если только чуть-чуть, — однако работы некоторых художников продолжают покупать. На том и держимся.

А кого не прекращают покупать?

В XL это Пивоваров, Борис Орлов, Игорь Макаревич, появился небольшой рынок на Корину, Александра Повзнера и других молодых авторов. Насколько я могу судить по словам коллег, они тоже продают именно конкретных художников, но не всех. Такова нынешняя реальность, в отличие от 2000-х, когда продавались почти все художники галерей.

Но в 2012 году вы констатировали кризис галерейного движения. Сегодня он продолжается или преодолен?

Есть такое ощущение, что галерея как форма устарела. Хотя на этот счет существуют разные точки зрения. Моя пока такова: возможно, будущее за агентствами. Проходит выставка, в музее или ином интересном месте, агентство продает работы, и не надо содержать механизм, работающий как часы, на регулярной основе. Но деятельность агентства недостаточна: художников нужно видеть. Галерея как институция сильна регулярностью и последовательностью показов. Но, если бы я знала, как правильно видоизменить или обогатить галерейную форму, то сказала бы, что нужно сделать. А я не знаю. 

Если обратиться к мировому опыту, то ныне распространенный путь галереи, превращающейся в корпорацию и размножающейся почкованием в разных странах, не кажется мне особенно перспективным. Это временная мера, не решающая проблемы. К примеру, я — галерея White Cube и открываю отделение в Гонконге, беру какую-нибудь звезду из местных художников (а, как правило, так и происходит, ведь галереям выгодно брать именно состоявшихся местных звезд), везде ее показываю и продаю. Это путь бизнеса, потому что я не выращиваю художника с чистого листа. Получается, кто силен, тот становится еще сильнее, а потенциал других не развивается, как почти не развивается художественная жизнь на местах этой интервенции.

То есть галереи перестают влиять на развитие искусства?

Получается, что в мировой практике так или почти так на уровне тенденции. Впрочем, это отдельный долгий разговор. Но у галереи как институции есть небольшой бонус. Мы более мобильны и свободны, чем музеи, можем рисковать и экспериментировать, а следовательно, помогать развиваться художникам и развивать в итоге художественную ситуацию. Интересно, что этот бонус и потенциал смутно чувствуют крупные международные ярмарки, такие как Art Basel и Frieze, понимающие, что не одним только бизнесом сильна наша сфера. Уже не говоря о том, что за последние 15 лет ярмарка как бизнес-конструкция постепенно стагнирует: одни и те же (кстати, прекрасные) галереи показывают одних и тех же (кстати, прекрасных) художников, деньги зарабатываются и наращиваются, а развития или какого-то движения не происходит. А для галерейной и ярмарочной жизни нужна «свежая кровь». Именно поэтому возникла идея, чтобы крупные галереи платили за участие в ярмарке больше, благодаря чему у средних и малых с их новыми авторами появляется шанс этой «свежей кровью» стать.

В процессе существования искусства участвуют, помимо музеев и галерей, еще и зрители. Они изменились за последнее время?

Да, в Москве изменились. На открытиях в XL я узнаю не больше 10% зрителей. Много молодых лиц. У «Винзавода» хорошая ежедневная посещаемость. Я рада, что состав публики поменялся. С молодыми интересно разговаривать, они задают внятные вопросы, и это плюс образовательных инициатив и «Гаража», и Московского музея современного искусства, и Школы Родченко, и «Базы»...

Но главное в искусстве — художники. XL — такая важная для их карьеры галерея, за 25 лет существования она вывела в люди многих. К вам должны идти толпы. 

Да, грех жаловаться. Но утверждать, что к нам стремятся толпы, я не рискнула бы.

Значит, вы их ищете — но как? Ходите на выставки Школы Родченко?

Да, хожу на выпускные выставки Школы Родченко и не только. Но выбор нового художника происходит спонтанно и по-разному. Иногда критик или куратор рекомендуют кого-то, иногда я сама кого-то увидела и сделала предложение. Например, Катю Муромцеву, выпускницу Школы Родченко, мне рекомендовала искусствовед Ольга Турчина. Я знала о том, что делает Катя, но не работала с ней. А потом вдруг спонтанно вспомнила про нее в сложной ситуации, и мы сделали отличную выставку и теперь активно сотрудничаем. С Дмитрием Окружновым и Марией Шаровой я познакомилась на какой-то из биеннале, вместе погоревали о том, что я не работаю с живописью, а спустя пару лет мы сделали прекрасный проект. Системы нет, и это хорошо, потому что сами идут на контакт в основном очень плохие художники.

Ну и давайте поговорим о...

…критике. Моя боль — это исчезающая критика. Если нет критических высказываний, аналитических обзоров, то художественная жизнь не может полноценно развиваться. Потребность в критике, и острая, есть. Разделяю инициативу Маши Сумниной (участница группы «МишМаш». — TANR), которая предложила создать в Facebook отдельную группу, где писали бы критики.

Но тот же Facebook отчасти заменяет критику.

Безусловно. Но там крайне мало регулярно пишущих героев. Есть, например, замечательный спонтанный критик Владимир Дудченко, который нелениво делает именно аналитические обзоры выставок. Всегда жду их и читаю с огромным удовольствием. Даже когда рецензию пишет страстный человек Светлана Баскова, которая временами делает это резко и полемично, жду и радуюсь, если нахожу. Но The Art Newspaper Russia и «Артгид» рецензий не публикуют. А нужен диалог. Ты читаешь и думаешь: «Вот гад! Неправ, пристрастен и ничего не понял», но сам начинаешь точнее формулировать то, что сделал художник и почему он сделал именно так. Я, например, очень люблю Валю Дьяконова как куратора, но мне не хватает его аналитических статей. Критик может быть куратором, это его право, но все ж хотелось бы задать вопрос: «А поговорить?»