Веселых пьяниц Адриана Браувера можно оценить во всей красе

На первой за многие годы ретроспективе жанриста XVII века представлено 27 его работ, примерно половина творческого наследия, и картины современников — Антониса ван Дейка, Рембрандта, Питера Пауля Рубенса, Франса Халса.

Радикальность, с которой Адриан Браувер (1605/1606 — 1638) воспел богемный образ жизни, и само художественное изящество сценок в кабаках принесли ему славу. Несмотря на миниатюрность работ и короткую, 32-летнюю жизнь (он умер не то от чумы, не то от пьянства), Браувер имел большое влияние на современников. Достаточно сказать, что его произведениями восхищались и их коллекционировали два гиганта — Рембрандт и Рубенс.

История выставки «Адриан Браувер, мастер эмоций» напоминает сенсационное шоу Иеронима Босха, устроенное в его родном Хертогенбосе два года назад. Тут такая же ситуация: в 30-тысячном Ауденарде, где родился Адриан Браувер, нет ни одной его работы, да и музей в здании нарядной ратуши, памятнике ЮНЕСКО, на главной площади возник всего лишь в 2012 году. В коллекции музея — старинные шпалеры, которыми это местечко и было знаменито в эпоху Браувера (он и сам, предположительно, был сыном художника мануфактуры). 

Крошечные картинки Браувера разлетелись по всем концам мира, попали в важнейшие музеи. Как рассказала нашей газете куратор выставки Катрин Лихерт, проект готовился пять лет в рамках программы «Фламандские мастера». Было сложно уговорить владельцев отдать свои шедевры в малоизвестный провинциальный музейчик. Помог ставший партнером Королевский музей изящных искусств в Антверпене — в результате 57 экспонатов приехали из 30 мест, от Филадельфии до Шверина. Двадцать семь из них — работы самого Браувера, это примерно половина его наследия (сегодня ученые подтверждают аутентичность лишь 65 сохранившихся произведений). Больше всего — 17 картин — хранится в Старой Пинакотеке в Мюнхене. (Несколько картин Адриана Браувера есть в Эрмитаже и ГМИИ им. Пушкина, но их не просили на выставку.)

Экспозиция в MOU — Музее Ауденарде и Фламандских Арденн — дает прекрасную возможность лучше понять своеобразие манеры Браувера в сопоставлении с работами его современников. Это и Франс Халс, у которого он был в подмастерьях, и собутыльники Браувера по гильдии святого Луки Йос ван Красбек и Ян Ливенс, и Давид Тенирс Младший, и конкуренты вроде Яна ван Остаде, и даже сам великий Рембрандт, чьи гравированные молодые автопортреты с всклокоченными волосами и удивленным лицом иллюстрируют «манеру Браувера». 

Выставка стала результатом научных исследований, уточнивших и дополнивших наши знания о художнике; новейшие изыскания опубликованы в солидном каталоге, в том числе на английском языке. Браувер не был обделен вниманием биографов, первое его жизнеописание появилось вскоре после смерти художника, однако многие забавные анекдоты из жизни жанриста не имеют документального подтверждения. Так, заново были прочесаны архивы в поисках доказательств того, что он родился именно в Ауденарде. Эти поиски осложнялись тем, что фамилия художника значит «пивовар», а пивоваров в этой местности всегда было предостаточно. Сейчас можно с большой долей вероятности утверждать, что художник родился именно в Ауденарде и что местное пиво «Адриан Браувер» имеет законное происхождение.

Для начала зрителей приглашают в большой зал ратуши, где на белые стены крупно проецируются работы художника и маршруты его перемещений — из Ауденарде в Харлем, Антверпен и Амстердам. Такой уже привычный аттракцион здесь действительно необходим, поскольку в оригинальном размере иногда сложно разглядеть детали живописи. Скажем, непристойные граффити с фаллосом, которые нацарапаны на стене одной из забегаловок с картины Браувера, без сильной лупы не увидишь. Размеры самой большой его вещи — «Сцены в таверне» из Национальной галереи в Лондоне — 48 на 67 см, но величина других редко превышает раскрытую ладонь. Кстати, художник подписывал, но никогда не датировал свои работы, и хронология его творчества выстроена по сведениям о двух лавках, где он заказывал дубовые плашки, на которых писал.

Выставка состоит из четырех разделов: «Браувер — Новый Брейгель», «Веселые компании», «Мастер эмоций» и «Пейзажист». Увлекательной выглядит история о том, как в XVII веке художники заботились о таких вещах, которые сегодня называются позиционированием на рынке и пиаром. Начинающий Браувер выбрал уже раскрученный к тому времени «бренд», называя себя Новым Брейгелем, и в своих ранних работах действительно подражал крестьянским пирушкам «мужицкого» мастера. Большой успех имели картинки Браувера на тему семи смертных грехов и пяти чувств, в том числе сценки с докторами-шарлатанами, о чем свидетельствует множество сохранившихся гравюр с них. Возможно, такой популярностью они пользовались и потому, что автор снабжал их юмористическими подписями. Так, картинка с подтирающим попу младенца морщащимся мужчиной, иллюстрирующая обоняние, подписана «Неприятные обязанности отцовства».

Со временем необходимость в словах отпала, юмор проявлялся в самой живописи, в кривляющихся физиономиях и раскованных позах героев Браувера, все дальше уходившего от тяжеловесной внушительности и назидательности подобных сценок своих предшественников и современников. Легчала и сама его кисть, картины очищались как от лишних подробностей и персонажей, так и от лишних цветов, приближаясь к той виртуозной лаконичности, которая сделала его «художником художников». Не пройдет и десяти лет его карьеры, как Давид Тенирс Младший будет безбожно копировать своего кумира и представляться «вторым Браувером».

Сейчас трудно себе вообразить, но весьма юного по нынешним меркам художника почти сразу начали не только копировать, но и подделывать. В экспозиции представлена рукописная справка, подписанная Рубенсом, подтверждающая, что принадлежащая ему картина Браувера — не фальшивка. Всего же у Рубенса было не менее 17 картин коллеги. Некоторые из них, как, например, «Пейзаж с лунным светом», можно увидеть на выставке. Рембрандт выкупил на аукционе в 1635 году целый сет рисунков Браувера, которыми особо восхищался, и это не считая семи картин, которые фигурируют в описи имущества великого голландца от 1656 года. До наших дней дошло лишь девять рисунков Браувера — один из них, с гротескными фигурками в странных позах, представлен в экспозиции.

Чем более легкой становилась кисть Браувера, тем сильнее в его картинах повышался градус «крепости» сюжетов. Он превратил распространенный жанр «веселых компаний» из галантных посиделок с девушками в брутальные шабаши с мордобоем, отважно фиксируя степени опьянения героев вплоть до последнего предела, когда забулдыги теряют человеческий облик, застигнутые художником прямо у нужника с расстегнутыми гульфиками, с искаженными злобными или тупыми гримасами рылами (эти сюжеты так и называются — «гриллы», то есть «свиноподобные»). Особое удовольствие составляет сравнение этих сценок с похожими картинами других художников того времени: там — белые гофрированные воротники, стеклянные бокалы и шелковые чулки, а вот тут — невзрачные обноски, глиняный кувшин, дырявая бочка да непременная метла в углу.

По одному из архивных свидетельств, у художника были все возможности писать своих героев с натуры. Некоторое время он квартировал у своего арт-дилера, который по совместительству держал таверну. Там в ходу были особые увеселения, включавшие выпивку, танцы и азартную игру, где в качестве призов разыгрывались разные ценные предметы, и в их числе картины. Так как эти вечеринки посещали и богатые коллекционеры, для молодого художника это был хороший способ завязать нужные в арт-мире связи. Браувера охотно покупали, но его биография известна нам в основном по судебным записям о долгах. Существует знаменитая байка, как он за неделю спустил вырученные за картину 100 гульденов, целое состояние — дескать, монеты слишком оттягивали карманы. Однако один из авторов каталога предостерегает от слишком простодушного отождествления художника с его героями, подчеркивая, что во многом Браувер сам создал о себе легенду как о гуляке и пьянице. Впрочем, возникла она отнюдь не на пустом месте. 

Входивший в художественный профсоюз — гильдию святого Луки — Адриан Браувер был еще и завсегдатаем так называемых палат риторики, представлявших собой нечто вроде литературных клубов, члены которых писали стихи и разыгрывали пьесы в ходе еженедельных воскресных обедов с возлияниями. Исследователи предполагают, что трактирные сценки Браувера были своего рода аналогами таких комических пьес, с определенным набором персонажей и реквизитом. Предметом философской дискуссии часто становилась и тема пьянства. Некоторые палаты тратили половину своего бюджета на алкоголь во время трехдневного ежегодного банкета из расчета десять литров спиртного на одну голову. В одной из таких палат, называвшейся «Виноградная лоза» и имевшей девиз «Любовь превыше всего», любили кучковаться художники и прочие представители свободных профессий. У каждого участника должен был быть свой слоган. Показательно, что Браувер, стремившийся в искусстве к известному минимализму, выбрал девиз «Всегда больше!».

Принадлежавшие к среднему классу общества «риторики», по-видимому, находили особое удовольствие в сравнении себя со свиноподобными персонажами Браувера из низов. Как пишет в каталоге Анне-Лауре ван Брюане, «проецируя на других свою алкогольную зависимость, зажиточные граждане получали возможность поиграть с собственным пьянством, одновременно создавая определенную моральную дистанцию между собой и персонажами из низов и глумясь над собой».

Эта самоирония хорошо видна в одной из наиболее известных картин Браувера — в привезенных на выставку из Метрополитен-музея «Курильщиках» 1636 года, единственном известном его автопортрете, ставшем новаторским для самого этого жанра. Курение табака было запрещенным в то время удовольствием, которому в портовом Антверпене нелегально предавалась не только матросня в притонах, но и, как удостоверяет картина Браувера, творческая интеллигенция. В образе курильщиков Браувер запечатлел себя и своих товарищей-художников, как будто чему-то изумляющихся. Необычная живость и непринужденность сцены, а также возбужденные лица героев составляют резкий контраст с традиционным групповым портретом той эпохи. В то время как члены других гильдий стремились представить себя при полном параде, Браувер позиционировал свой цех как противостоящих буржуазной респектабельности озорников, вольный образ жизни которых отвечает их творческой деятельности, тех, кого позднее стали называть богемой. «Курильщиками» он произвел фурор среди коллег, породив множество подражаний и создав традицию эксцентричного образа художника, которую легко проследить вплоть до наших дней. А сдержанный и изысканный, почти монохромный колорит его сценок надолго определил манеру живописания людей, опустившихся на дно или дошедших до экзистенциального предела, в том числе в русском искусстве, заставляя увидеть фламандский прототип и в федотовской «Анкор, еще анкор!», и в «Последнем кабаке у заставы» Перова.

MOU — Музей Ауденарде и Фламандских Арденн
Адриан Браувер, мастер эмоций
До 16 декабря