Реставрация мебели в Государственном Русском музее с 1960-х годов велась в мастерской реставрации деревянной скульптуры, руководимой известным специалистом Галиной Преображенской. Нынешний заведующий реставрационной мастерской фанерованной мебели Юрий Макаров стал работать под ее началом в 1982 году. Одним из предшественников Макарова, перенимавшего опыт старших коллег, был столяр и реставратор Русского музея Леонард Костюченко. До 2007 года мастерскую возглавлял Михаил Мукин. Выделившаяся в самостоятельное подразделение в 1990 году, ныне мастерская состоит из четырех сотрудников. В работе бывает одновременно до десятка вещей. По словам Макарова, «каждый раз это очень разные истории: так, с одним предметом мы работаем уже два года, другой поступил только месяц назад, и время работы зависит от сохранности предмета и его технологических особенностей».
К выставке о Екатерине II готовятся четыре предмета наборного дерева, датируемые XVIII веком: два стола-«бобика», ломберный стол и бюро. Работа над одним из столов-«бобиков», чью столешницу украшает симметричная орнаментальная композиция в виде вазы с букетом, идет около полугода. Много интересного открылось уже в процессе реставрации. Из нескольких типов инкрустации в нем использована мало распространенная техника, часто приписываемая немецкой мебельной школе. В отличие от маркетри, когда набор из кусочков дерева готовился заранее по рисунку и затем полностью переносился на основу стола, здесь рисунок прорубался в глубину фанерованной поверхности.
Поступивший на реставрацию стол был покрыт толстым слоем позднего потемневшего лака. На реставрационном совете было принято решение смыть его, и тогда открылась древесина набора столешницы. Стало ясно, что «бобик» претерпел как минимум две капитальные реставрации — это было видно по разным породам древесины, вставленным взамен первоначальной. Отклеив от основы и заменив чужеродные, очень неудачные части фона и рисунка, реставраторы обнаружили сохранившиеся авторские следы резца, которые игнорировались при поздней переделке, из-за чего был искажен рисунок инкрустации. Ориентируясь на симметричную сторону изображения, восстановили элементы орнамента стола-«бобика» в первоначальном виде.
Однако столь глубокое внедрение в структуру памятника скорее исключение, чем правило. Например, другой предмет — очень красивое бюро с изображением видов Твери на крышке, выполненное в классической технике маркетри, — нуждался только в подклейке отслоившейся фанеры. Известное «Тверское бюро» — цельная вещь, инкрустированная со всех сторон и сделанная, вероятнее всего, одним мастером. На бюро стоит дата «1779 год» и написаны названия русских городов, благоустроенных Екатериной II по единому плану. Мемориальное значение «Тверского бюро» несомненно; предположительно, это мог быть подарок императрице. Внутри здесь сложная конструкция со множеством дверец и ящичков. «Их удивительно приятно рассматривать и каждый раз с ними разбираться», — рассказывает Макаров. Все ящички выдвигаются, и, чем глубже они находятся, тем лучше сохранились.
Современному зрителю вещи XVIII века обычно представляются в приглушенных тонах. Цвет древесины меняется из-за того, что поверхность выгорает на свету. Обычно она светло-коричневая с желтовато-кремовым оттенком, но чем глубже, тем холоднее цвета. Гамма мебели XVIII века была очень яркой: зеленые, желтые, красные, коричневые цвета — и результат искусственного травления, и природная окраска дерева. «Каждый раз этому удивляешься и понимаешь, что лучшее, что можно сделать, — сохранить красоту в неизменном виде», — признается реставратор.
В секторе химико-биологических исследований Русского музея усилиями Надежды Соловьевой сейчас налажен анализ древесины, распознать породу и особенности строения можно на клеточном уровне по микросрезам в 1–2 мм. Сложнее анализировать органические составляющие лаковых покрытий. В работе мастерской совмещаются старые и современные материалы и техники, но все делается «сообразно цели»: реставраторы стараются не смешивать в одном предмете разные техники и продолжают одну технологическую линию. «Всегда работает принцип необходимой достаточности: с предметом не делается ничего, что можно не делать», — говорит Макаров.
