NFT-арт: цифровые новости с передовой

Ярмарка Disartive Fair в Нижнем Новгороде была составной частью конференции «Цифровая индустрия промышленности России» (ЦИПР), на которой такие ключевые игроки нашего экономического пространства, как Сбербанк, Росатом и МТС, представляли разработки в области этой самой цифровизации; на дискуссионных площадках ЦИПР нон-стоп шли презентации онлайн-стартапов и аналитики по теме. То есть пространство, где была развернута Disartive, было самым что ни на есть футуристическим, и digital-искусство этой общей устремленности в будущее соответствовало.

Ярмарка представляла собой большой зал с гигантскими плазменными экранами, на которых, опять же нон-стоп, крутились анимированные картинки — работы цифровых художников. Какие-то из них (например, творения AES+F или модного каллиграфа Покраса Лампаса) можно было узнать с полувзгляда, иные вещи были совершенно незнакомыми; одни картинки казались фрагментами мультфэнтези, другие — заявкой на рекламу. Вообще, короткие, на 10, 20, 30 секунд анимированные «имиджи» невольно и сразу вызывают ассоциации с рекламой, торговыми центрами, аэропортами, Таймс-сквер в Нью-Йорке или площадью Пикадилли в Лондоне, и нужно некоторое усилие, чтобы согласиться, что перед тобой — искусство и ему место в музее.

Заслуга лидера Disartive Fair Ольги Дворецкой, внешне столь же футуристичной (в смысле нарядов), как и дело, которое она затеяла, состояла в том, что ей удалось собрать в Нижнем Новгороде всех участников процесса: художников, представителей production, экспертов, коллекционеров и музейщиков. Ее идея была проста: показать товар лицом, привлечь новых покупателей, побудить музеи поддержать своим авторитетом молодое искусство. Но в реальности все оказалось не так просто. У каждой из сторон есть собственные интересы, и сейчас на этом поле развернулось соперничество за то, кто станет главным: художники, дилеры или коллекционеры.

Выступавшие на форуме коллекционеры (большинство из них имеют отношение к блокчейну) на вопрос, как, собственно, они выбирают произведения, говорили, что ориентируются больше не на работы, а на личности авторов: если художник их вдохновил, можно рискнуть.

Молодые художники подкупали энтузиазмом. Например, 20-летняя Полина, известная в интернете под ником Вэлл. На ее YouTube-канал подписано 2,23 млн (!) человек, в Instagram у нее более полумиллиона фолловеров. По ее собственным словам, одну из NFT-работ она продала за 20 ETH (порядка $40 тыс.). Как говорят художники, конвертировать виртуальные деньги в реальные непросто, но возможно. Производить анимированный контент Полине помогает ее молодой человек Антон Милс, у него в Twitter 153 тыс. подписчиков.

Художница bxb.std (на самом деле она зовется Настя) в арт пришла из программирования. Несмотря на скромнейший и нежнейший вид, Настя выдает на-гора эротику. Она говорит, что ориентируется на древних греков, умевших в изгибах женских тел показать красоту, а не пошлость. Пока античные реминисценции не сильно заметны, а вот перепевы порноглянца налицо.

Даниил Зуев для своего искусства использует рисунки, созданные детьми в инклюзивной школе. Он делает эти имиджи объемными, подвижными — получается NFT-арт. Если работа продается, половина денег перечисляется в детское учебное заведение. Как говорит автор, пока что его личный рекорд продаж — 0,8 ETH (примерно 100 тыс. руб.).

Контрастом художникам, с надеждой смотрящим в будущее, выступали представители музеев. В дискуссии приняли участие Дмитрий Озерков из Эрмитажа, Евгения Сероусова из Русского музея и начальник отдела развития Третьяковской галереи Ольга Рачкина. Они были единодушны в том, что музеи не поспевают за ультрасовременным искусством, каковым является NFT, но не усмотрели в этом особой трагедии. Музеи по природе своей консервативны. По словам Дмитрия Озеркова, музеи — то пространство, где онлайн- и офлайн-практики должны встретиться и выработать взаимное доверие. Музеи сегодня заинтересованы не в том, чтобы коллекционировать digital art, тем самым подтверждая легитимность и ценность этого искусства, а в цифровизации собственных фондов, то есть создании своего клона-образа в виртуальном пространстве и за счет этого привлечении новых посетителей и зарабатывании денег.

И наконец, неожиданно весомо выступили production-компании. Потому как digital art — это практика на пересечении программирования и изобразительного искусства. Вполне вероятно, это продукт не индивидуального творчества, а коллективных усилий, как и кинематограф. Вице-президент по коммуникациям компании Chatex Леонид Бугаев рассказал, что они наняли лучших дизайнеров и программистов и разработали серию из 99 виртуальных роботов — Chatex Robot. Сейчас их продают онлайн за 0,099 ETH (примерно 14 тыс. руб.) и в финале разыграют среди коллекционеров автомобиль Tesla. С таким мощным маркетингом не сможет соперничать ни один художник-одиночка. Другое дело, что милые роботы вряд ли доставят вам такое наслаждение, как традиционные произведения искусства, манипуляции с ними имеют больше отношения к биржевым финансовым играм.

По всей видимости, пока более сильные позиции имеют те, кто одновременно оперирует на поле традиционного и инновационного искусств, как, например, платформа The Art Exchange. Ее на ярмарке представлял эксперт и куратор Александр Буренков. На The Art Exchange и торгуются недавно созданные NFT-произведения, и — что, очевидно, более притягательно для инвесторов — в перспективе будут выставляться на продажу доли самых что ни на есть классических работ. Технология блокчейн позволяет легко купить любую часть любого произведения, стать законным обладателем, например, десятой части картины ван Гога и позднее, при ее перепродаже, получить прибыль.

Как бы то ни было, Desartive Fair следует признать важным и полезным событием. Как утверждают организаторы, они наторговали на 15 ETH (порядка $30 тыс.). Десять NFT-работ шести авторов ушли в собрания семи коллекционеров. Так, 76-секундный ролик AES+F — фрагмент видеоинсталляции Allegoria Sacra — купил Илья Попов, владелец брендов «Смешарики» и «Фиксики».