Александр Рукавишников: «То ты мечущийся гений, то ремесленник»

У вас скульптором был дед — Митрофан Рукавишников, отец — Иулиан Рукавишников, сын Филипп тоже скульптор. Как складывается профессиональная династия?

Когда каждый день слышишь про художественные советы, варишься в этом кругу, это очевидно, что выбираешь то, что знакомо с детства. Но не обязательно. Например, у меня дочь учится журналистике, а сын Филипп занимается не только скульптурой, но и делает плоские вещи.

Когда поступает заказ на памятник, а герой не близок, как вы поступаете?

Это зависит от финансового положения, бывали случаи — отказываюсь выполнять заказ.

Вы следите за реакцией публики на свои работы? Например, ваш памятник Шолохову на Гоголевском бульваре в народе прозвали «Дед Мазай и кони».

Да, безусловно, слежу. На Интернет у меня нет времени, но в газетах я читаю, слежу. Мне все очень нравится. Молодцы! «Дед Мазай и зайцы» — публика угадала мой первоначальный замысел. Хороший, добрый образ. В сумерках головы лошадей должны напоминать зайцев, это один из закодированных вариантов. Считается, что это остро, обидно, но для меня в этом ничего криминального нет. Ассоциативно хороший ряд.

Кто обычно заказывает памятники для города и кто выделяет на это средства? Бюджет большой? Или экономят?

Решают по-разному: бывает, что это инициативные группы, но чаще всего заказ связан либо с мэром, либо с губернатором. Часто объявляются конкурсы. К сожалению, нередко выбирается посредственнейшее. Не могу сказать, что ситуация хорошая. Бюджет обычно не такой, как хотелось бы. Хочешь делать формалистические скульптуры метров 50 — а отвечают: нет, реализм и метра три, не больше.

Дает ли новый мэр Москвы вам заказы? Что мы увидим в ближайшее время?

Какие-то произведения для Москвы намечаются, но из суеверных соображений рассказывать не буду. У меня сделан для Москвы памятник генералу Скобелеву, я его отлил за свой счет. Это конная статуя. Место ему было уготовано в районе Старой площади, но финансирование приостановилось, хотя вроде непобедимый генерал, любимый всеми. ГансХристиан Андерсен — делал с коллегами, скульптура Василия Баженова.

Какой памятник вы бы хотели сделать сами?

Я уж не вспоминаю о Булгакове, который готов со всеми главными персонажами (Против проекта памятника писателю на Патриарших прудах протестовала общественность, в результате его так и не поставили. — TANR). Суток, наверное, не хватит перечислить всех достойных людей. Например, целиком Серебряный век. Практически никого нет. Ну и другие же были века. Я не знаю, кого поставить на первое место.

Когда зарубежному городу дарится памятник (например, ваш памятник Владимиру Набокову в Монтрё), он не имеет права отказатьсяесли вдруг подарок не понравился?

Конечно, может. Если не нравится, пусть скульптор ставит его у себя в огороде. Но у меня такого не было.

А что сейчас происходит с памятниками в России?

Происходит страшная ситуация. У нас были памятники застойного периода, социалистического: Ленин, солдаты, битвы за урожай. Все поменялось, архитектура пытается измениться, иногда бывают удачные проявления. А скульптура как стояла, так и стоит на месте. Поменялись только темы. То есть кепка и пальто заменились коронами и рясами. Стали делать князей и церковников. Но стиль остался прежним, тем, который якобы востребован людьми. А люди не требуют ничего. Просто есть циничные лентяи, которые ничего не умеют делать и не хотят думать. Наши несчастные города, в которых посшибали предыдущие скульптуры (кстати, иногда качественные), находятся в патовой ситуации: священная пустота заполняется квадратно-гнездовым способом вот этой халтурой, которая наползает на них коричневой массой бронзы. Например, есть благой посыл: «Поставим в городе какого-нибудь князя», но вместо князя устанавливается подобие скульптуры, стаффаж, и ставится галочка, что памятник там есть, — и все, тема закрыта, к этому больше не возвращаются. Вот это проблема. И виноваты в этом люди, называющие себя скульпторами, и те, кто принимает решения. Нужно, на мой взгляд, создавать совет с привлечением талантливых людей. Потому что в Советском Союзе это как-то действовало. Не всегда хорошо, но хоть как-то. Сейчас — полный беспредел.

Что самое сложное в работе монументалиста? У вас черный пояс по карате, вам это помогает в профессии?

Не мешает уж точно, скорее, помогает психологически: я не дергаюсь. Все время меняется отношение к статуе, произведению, как к противнику в бою. То ты гений, то примитивный начинающий ремесленник, потом буквоед, делающий детали, а потом опять мечущийся гений. Я пытаюсь это донести до учеников. Они лет через десять говорят, что только начинают понимать, что именно я имел в виду.

У вас открылась выставка в Московском музее современного искусства. Вы в него ходите? Как вам последние выставки Йозефа Бойса и Айдан Салаховой? Вам важно попасть в контекст? Или для вашей выставки это вовсе не обязательно? Что на ней будет?

Я хочу поставить бюсты Ленина, Горького, Сталина. Одни бюсты. Красные подставки и бюсты коммунистических вождей. Надеюсь, понятно, что это шутка! Это будет не ретроспективная выставка, а выставка того, чем я занимаюсь последние лет 15–20.

Я не хочу изо всех сил стараться быть актуальным, делать выставку современного искусства. У меня даже сложился термин. Были художники, которые назывались нонконформистами, а я, пожалуй, нонактуалист. Потому что актуальное завтра делается устаревшим. Опираюсь я на традиции, хотя и развиваю их. Александр Евангели будет куратором
выставки.

Мне претит, когда люди в определенном возрасте стараются быть модными. Например, Любимов в театральном искусстве. Я все время меняюсь, формируюсь на основе своих знаний, но, чем я занимался всю жизнь, тем и занимаюсь.

Как вы относитесь к творчеству современных скульпторов, таких как Генри Мур и Луиз Буржуа?

Во-первых, я бы их не назвал современными, потому что есть Дэмиен Херст. Генри Мур — немыслимый гений. Очень много смотрел его на Западе. Вообще у меня два любимых скульптора — это Мур и Марино Марини. Луиз Буржуа — сильная женщина, я уважаю ее и ценю, но это небо и земля, с этими двумя ее не сравнишь.

Вы в политику никогда не собирались? Может, хотели бы стать советником министра культуры?

Нет. И не хочу, и не буду. У меня времени нет, я лучше на лошади проеду по лесу. Я даже на собрания в институт не всегда хожу, только если что-то важное или нужно за что-то проголосовать.

На какой последней выставке вы были?

Был на «Арт Москве», на упомянутых ва-ми выставках Айдан Салаховой, Бойса.

Как вы относитесь к цензуре? Вы запретили бы что-нибудь?

Я запретил бы калечить людей в спорте. Некоторые виды спорта запретил бы: штангу женскую, например. А в искусстве ничего бы не запрещал. Есть какие-то истории, которые мне непонятны. Вот история с Pussy Riot. Есть ощущение, что все договорились между собой. Если их не хотели бы раскрутить, делу не придали бы такой огласки. А девочек, ко-
нечно, жалко.

Считаете ли вы, что художник должен быть политически активен?

Они вынуждены быть таковыми. Но я считаю, что не должен. Все, что человечество ценит, — все конформизм, заказ. Ника Самофракийская, пирамиды, Давид, Сикстинская капелла Микеланджело. В какой-то момент появилась идея с этим побороться. И началась новая волна. Что-то новое изобрести достаточно сложно. То есть либо заказ, либо борьба с ним.

Вы продаете свои работы? Сколько они в среднем стоят?

Продаю. Некоторые, правда, мне жалко. Произведение примерно метр на метр стоит €60–70 тыс. Маленькие, например, серия Воины — €25 тыс. Начинали с €5 тыс. Лет за семь цена выросла в пять раз.

Сколько стоит памятник вашего исполнения? На могилу, например.

Редко делаю. Трудно сказать — тысяч сто. Конечно, сначала нужно придумать, что это будет, потом посчитать, только тогда можно разговаривать о цене.

Собираете ли вы искусство?

Бог отвел. Я его стараюсь убирать отовсюду: когда я работаю, мне нужно, чтобы его не было. Мешает. Чем меньше, тем лучше. Но у меня есть немного Филиппа Малявина. Дед — скульптор Митрофан Рукавишников — дружил с ним. Иногда, когда разбираю папки деда по линии мамы, там находятся подлинники Валентина Серова, Бориса Григорьева, Ильи Репина.

Почему у нас в Суриковском институте не преподают современное искусство?

Собираются ввести курс. Если говорить о скульптуре, то мы с Владимиром Переяславцем многое поменяли в программе факультета скульптуры, ввели формалистическую композицию, сократили часы — потому что скорость влияет на мастерство. Выпускаем совершенно других людей, нежели при нашем обучении выпускали. Хороших скульпторов.

Есть ли у вас воспитанники, которыми вы гордитесь?

Илья Феклин, Кирилл Чижов, Кирилл Рахматулин — все они окончили лет пять назад Суриковский институт.

Что вы можете посоветовать нашим читателям?

Никогда не занимайтесь скульптурой, держитесь от нее подальше.