Палладианство как русская идея

Русское палладианство. Палладио и Россия от барокко до модернизма минувшей осенью прошла в венецианском Музее Коррер. Для отягощенного культурным багажом русского человека она оказалась счастьем. По крайней мере обрадовала всех присутствовавших на ее открытии отечественных музейщиков и журналистов, освещавших это событие. Блистательно задуманная и четко выстроенная, она представила русское палладианство как 300-летнюю национальную идею европейской России, имперскую и личную мечту об идеале. Такой всепоглощающий сюжет должен был разложиться на множество частных историй и тем, представленных предельно разномастным материалом — от строгих старинных гравюр и изысканной архитектурной графики до провинциальной живописи и авангардного фарфора.

Но широкий размах был сдержан строгой обязательной программой каждого раздела, то есть русская широта получила регламент. Что как раз в тему. В центре разделов находилась витрина с фарфором — реальная архитектура, только малых форм, а по стенам плотно висели листы архитектурной графики и картины. Графика самого лучшего качества демонстрировала волю и разум, и безупречные рисунки Джакомо Кваренги выглядели благородными предками величественных советских дворцов культуры братьев Весниных и Ивана Фомина. Живопись, в свою очередь, отвечала за настроение и выжимала слезу: азбучный Бабушкин сад Василия Поленова вступал в унисон с элегическими пейзажами Григория Сороки, где мужики задумчиво ловят рыбу на фоне величавых подобий виллы Ротонда. Главными же героями на этом показе русского палладианства стали Николай Львов и Иван Жолтовский как два последовательных архитектора-палладианца и переводчика теоретических трудов Андреа Палладио.

Кураторами выставки, устроенной РОСИЗО в Венеции, были Аркадий Ипполитов и Василий Успенский. Есть строгие искусствоведы, им выставки и книги Ипполитова видятся недостаточно дисциплинированными и избыточно артистичными. Они упрекают коллегу в неточности рифм и слишком вольных ассоциациях. У таких к Русскому палладианству возникают те же претензии, поскольку Ипполитов с Успенским представляют нам поэму в прозе и в картинках, а не ученый трактат о влиянии и уроках. Уроки давать есть мастера, а вот так дерзко, свободно и остроумно зарифмовать все со всем и объять необъятное может один Ипполитов. Ну почти один.

К венецианской выставке издали каталог, столь же грандиозный и разумный (художник Ирина Тарханова), как и повод к нему. Он мало походит на привычный сборник картинок с цифрами, ссылками и описаниями того, что и так видишь. Статьи в нем вполне ученые и информативные, но все равно в целом получилась вдохновенная книга о русской тяге к классическому идеалу, особенно сильной и обреченной в провинции. Каталог так и останется цельной книгой, а выставку теперь разделят. Русское палладианство до ХХ века покажут в Государственном музее-заповеднике «Царицыно», причем в исторической, а не новодельной части музея, а с советских времен до наших дней — в Государственном музее архитектуры им. А. В. Щусева. Кураторы выставки и директора музеев, куда она прибудет, дружно уверяют, что разделение ничего не испортит. Директор Музея архитектуры Ирина Коробьина даже говорит, что это смелый эксперимент — показать часть выставки в ее музее, находящемся в центре города — там, где люди в основном прогуливаются. Директор «Царицына» Наталья Самойленко считает, что музейное сотрудничество важнее личных желаний, и о том, что идея выставки пришла в голову именно ей, не вспоминает. Зато уверяет, что основной корпус вещей, собранных из двух десятков российских музеев, на выставках сохранится.

Но проблема не в количестве показанных в Русском палладианстве экспонатов. Их в Венеции было предельно много — больше смотреть было бы трудно. Русские еще держались, а итальянцы очень уставали от обилия незнакомого им материала. Вообще, как они выставку понимали — загадка. Спрашивать бесполезно: они же вежливые.

Разделение выставки кажется, однако, нелепым, печальным и не бескорыстным (музейные корысти не денежные). При нем теряется важная и действительно актуальная тема, которая на выставке вычитывается-просматривается. Причем кураторы, кажется, ее никак не заявляли, словами не формулировали.

Это тема единства дореволюционного и послереволюционного национального сознания, непрерывности русского палладианства, неизбежно взрастающего на нашей почве как в государственных, так и в мыслящих головах. Поиск идеала как гармонического порядка, скрепляющего отечественный хаос, вот уже пятый век стоит на повестке дня государства и спасающегося от него свободного гражданина. И никакие хай-теки и сверхновые строительные технологии не задавят нашу любовь к организованному пространству, портикам и колоннам как во властных, так и в личных пространствах. Поэтому во многих случаях не стоит говорить о живучести советских перегибов и предрассудков: они старше советской власти и живучей ее, они наши кровные, генетические.

Государственный музей-заповедник «Царицыно»
Палладио в России (I часть: XVIII–XIX века)
23 апреля — 26 июля
Государственный музей архитектуры им. А.В.Щусева
Палладио в России (II часть: XX–XXI века)
23 апреля — 26 июля

«Четыре книги об архитектуре» (1570)

В своем трактате Палладио приводит примеры классических ордеров древнеримских памятников и собственных сооружений, сопроводив их детально проработанными, выполненными в масштабе планами, проекциями и разрезами. Тем самым он вписал и свое творчество в античную архитектуру.

Палладианство в эпоху Екатерины

Его расцвет пришелся на царствование Екатерины II, пригласившей в 1779 году в Россию шотландца Чарльза Камерона, который оставался придворным архитектором вплоть до своей смерти в 1812 году, а в 1780-м — итальянца Джакомо Кваренги. При Екатерине сформировался как архитектор-палладианец и Николай Львов (1751–1803). Эти три имени и определили стиль нео­классицизма, доминировавший в русском зодчестве до 1830-х. Примеры русского палладианства: Камеронова галерея в Царском Селе (1782–1785) и ансамбль в Павловске (1782–1786) Камерона, Академия наук (1783–1789), Эрмитажный театр (1783–1787), Ассигнационный банк (1783–1799), Смольный институт (1806–1808) Кваренги в Петербурге. Николай Львов, помимо того, что много строил (Нарвские ворота Петропавловской крепости, Почтамт, 1782–1789; дом Державина на Фонтанке), перевел и издал часть трактата Палладио (1798).

Россия, ХХ век

Иван Жолтовский, Иван Фомин, Алексей Щусев с 1930‑х, когда в СССР произошел переход от конструктивизма к классике, строили здания, проникнутые духом палладианства. Самым последовательным палладианцем был Жолтовский. Он также перевел на русский трактат Палладио (М., 1936). Не был чужд лаконизму этого стиля и авангард. Известно, что Константин Мельников тоже являлся горячим поклонником Палладио.

Американское палладианство

В США палладианские мотивы впервые проявились в середине XVIII века. Тогда здания в Америке в основном проектировали архитекторы-любители, которые в своих вкусах ориентировались на английское палладианство XVIII века. Вначале по трактатам с таблицами копировали внешнюю отделку зданий, позже проекты стали более продуманными. Главным американским палладианцем считается Томас Джефферсон, больше известный как третий президент США. Он тоже был архитектором-любителем. Среди его проектов — Университет Виргинии в Шарлоттсвилле, повторяющий план палладианской виллы с центральной ротондой в конце длинного двора.

Английское палладианство

Возникло как широкое движение в начале XVIII века и как реакция на архитектуру барокко. Но за 100 лет до этого начало палладианству в Англии положил Иниго Джонс (1573–1652), которого прозвали британским Витрувием. Он тщательно проштудировал знаменитый трактат Палладио (сохранился принадлежавший ему экземпляр с личными пометками). Съездив же в Италию (около 1600), где, помимо построек Палладио, Джонс изучал и античные руины, он вернулся на родину с уже сложившимися идеями использования принципов итальянского архитектора в своих проектах: Куинс-Хауса в Гринвиче, дворца Уайтхолл в Лондоне и других. В XVIII веке идеи Джонса в Англии продолжили Колен Кэмпбелл, лорд Берлингтон, Уильям Кент, Роберт Адам.