Айке Шмидт: «Уффици изначально был задуман как универсальный музей»

Вы уже третий раз приезжаете в Россию как директор Галереи Уффици. Первый раз — на показ картины Федерико Бароччи из Уффици в Эрмитаже, второй — Рафаэля в Пушкинском музее. И сейчас — на форум «Культура без границ» в Третьяковской галерее. Культура, получается, действительно без границ?

Да, шедевры должны путешествовать, а музеи — сотрудничать. Я приезжал в Москву и для подготовки выставки Сергея Эйзенштейна в Уффици, которая состоялась в прошлом году. И ее не было бы, если бы не поддержка Пушкинского музея, с которым мы подписали договор о сотрудничестве, и возможность работы в российских архивах. Но и до того я не раз бывал в России, впервые приехав еще в 1990-е в Санкт-Петербург, и всегда получаю массу впечатлений.

Поскольку вы были гостем Третьяковской галереи, не могу не спросить вас о вашем отношении к этому музею.

Третьяковская галерея — потрясающий музей, поскольку сосредоточил в себе великие коллекции — от Андрея Рублева, Феофана Грека, других великих русских мастеров прошлого, русского авангарда до произведений современных. Это, конечно, одна из самых больших в мире коллекций национального искусства. Да, есть Музей Орсе в Париже, Музей Уитни в Нью-Йорке, Галерея современного искусства в Риме. Но Уитни, задуманный как музей американского искусства, сейчас воспринимают как музей современного искусства, а не только американского. Орсе показывает в основном XIX век и начало XX века. Третьяковская же галерея символизирует все национальное искусство, идущее сквозь века, и это действительно впечатляет.

Уффици тоже многие считают национальным музеем. Да, это сокровищница всего итальянского искусства: тосканского, других региональных школ. Но этим Медичи не ограничивались. В коллекции Уффици есть, например, текстиль из Африки, образцы исламского искусства, поступавшие как дипломатические подарки (как раз сейчас у нас открылась выставка «Ислам и Флоренция»). Но для итальянцев Уффици — это в первую очередь национальный музей, их национальное достояние.

И как вы решились стать директором национального достояния Италии, ведь за все время существования Уффици во главе этого музея никогда не стоял иностранец?

Такой шанс выпадает раз в жизни. И понятно, что, когда правительство Италии в 2015 году объявило международный конкурс и я получил пост директора Уффици, вначале многие итальянцы были, мягко говоря, удивлены. До этого здесь работала другая система назначений на такой пост — долгий карьерный рост внутри музея.

И это было практически пожизненным назначением. Ваш предшественник Антонио Натали проработал в Уффици 35 лет...

Да, это итальянская традиция, и объявленный конкурс стал серьезным изменением сложившейся системы, призванным дать музею шанс стать современной институцией, соответствующей современным мировым стандартам. И сейчас, оглядываясь на два прошедших года, могу сказать, что нам действительно удалось сделать многое.

Что бы вы поставили себе в заслугу за прошедшие два года во главе Уффици?

Это уже не тот пыльный нефункционирующий музей, каким он был раньше. Мы запустили новый музейный сайт, завели странички в Twitter и Instagram. Диверсифицировали тарифы в зависимости от сезона. Но главное, что мы начали и осуществляем шаг за шагом реэкспозицию, ее не было в этих стенах с незапамятных времен.

Новые залы Караваджо — пример того, как можно работать с уже существующей коллекцией. Восемь залов искусства XVII века объединили хронологически и концептуально произведения самого Караваджо и его современников, Рембрандта, Рубенса, ван Дейка. Переустройство залов Караваджо шло параллельно с работой над выставкой Эйзенштейна, и именно его монтажные находки очень помогли нам при развеске. Мы развели шедевры Караваджо по разным залам, теперь перед ними нет толп, и их можно увидеть и в контексте времени среди других работ. То же самое в зале Боттичелли, где «Весна» и «Рождение Венеры» помещены теперь таким образом, что и перед ними нет толпы. Они вместе, но раздельно, на смежных стенах, без прежних металлических барьеров, за бронированным стеклом. Вы видите эти шедевры уже издали и замедляете шаг, останавливая по пути взгляд и на других произведениях Боттичелли, как «Клевета» или фреска «Благовещение» из церкви Сан-Мартино алла Скала, которая раньше была не очень доступной для обозрения.

Как вашу экспозиционную революцию восприняли внутри музея?

Что здорово в этом процессе — то, что я не смог бы все сделать один. Обязательно вокруг должны быть люди, которые заражаются твоим энтузиазмом. Конечно, мне на это потребовалось время, поскольку я человек со стороны, и понятно, что не все меня приняли. Тем не менее я обрел круг единомышленников. А для того, чтобы воодушевить их своими идеями, нужно было показать им «истории успеха», которые были бы убедительными. И такими стали залы Караваджо и Боттичелли.

Больше всего критики вызвал ваш проект реконструкции коридора Вазари, который до его закрытия можно было посещать небольшими группами по записи.

Коридор Вазари — один из моих первых и ключевых проектов и, как вы отметили, один из самых обсуждаемых. Для меня важно восстановить его историческую функцию, ведь коридор был построен Джорджо Вазари в 1565 году для Козимо I как безопасный переход между его резиденцией во дворце Питти и канцелярией, Уффици. Когда коридор откроется, он вновь соединит Уффици и Питти. При этом направление движения мы организуем таким образом, чтобы люди приходили в Уффици, а потом по коридору Вазари отправлялись бы в Питти. Почему именно так? Коридор очень узкий, и организовать движение в обе стороны сложно, а в Уффици посетителей намного больше, чем в Питти.

Палаццо Питти и прилегающие к нему сады Боболи также перешли под ваше руководство. Что там происходит?

Уффици и Питти — в уникальной ситуации. Представьте себе, если бы Лувр и Версаль были бы рядом и сообщались через коридор! Объединив два музея, мы должны быть готовыми к большему числу посетителей и в Палаццо Питти. Поэтому мы его реставрируем: сменили систему освещения, обновляем логистику. Питти не так знаменит, как Уффици, хотя там шедевры Рафаэля, Тинторетто, Андреа дель Сарто, Караваджо. Кстати, среди посетителей Питти больше всего россиян и французов, в то время как в Уффици — американцев и китайцев. Важно, чтобы больше людей посещало Палаццо Питти, и не только из-за его пинакотеки. Мы открываем там заново целый ряд залов. Уже открыт Музей костюма, не функционировавший 35 лет. Мы возродили и ежегодные показы мод, проходившие там до 1980 года. Это тоже помогло нам прошлой осенью привлечь на 30–40% больше посетителей. Устраиваем вечерние концерты, включенные в стоимость билета. И этим также мы возвращаем Питти его историческое предназначение. Он же был княжеской, а затем королевской резиденцией, и в нем не было изолированной коллекции искусства, как в Уффици, искусство было окружено музыкой и модой.

У вас действительно много программ, не связанных напрямую с музейной коллекцией.

Тем самым мы восстанавливаем историческую функцию Уффици, то, как он был задуман изначально. На первом этаже были канцелярии, выше располагался театр, просуществовавший до XIX века, и только на верхнем этаже находилась собственно коллекция искусства. Так что мы вернулись к изначальной концепции, объединению визуального и театрального искусства. Поэтому мы и организовали выставку Эйзенштейна. То есть мы возрождаем театр, который в современном мире переходит и в кино. В прошлом году мы провели первый бесплатный кинофестиваль. Он оказался настолько успешным, что в этом году мы решили его продлить до 11 августа. В 10 часов вечера любой желающий может прийти и посмотреть фильмы: сербские, хорватские, корейские. Документальное кино, фильмы о художниках — все они так или иначе связаны с искусством.

С прошлого года мы также начали проводить ежегодные выставки двух художников-женщин: одной представительницы старого искусства и одной нашей современницы. Недавний пример такой пары — Элизабетта Сирани и Мария Лаи. Сирани жила в XVII веке, умерла в 27 лет, была очень знаменита при жизни, но практически забыта сегодня. Кстати, ее автопортрет из собрания Пушкинского музея нам любезно предоставила Марина Лошак. Мария Лаи — замечательная художница с Сардинии, недавно ушедшая из жизни.

Но необходимы ли такому музею, как Уффици, показы мод, кинофестиваль и современное искусство? Ведь люди со всего мира приезжают сюда смотреть шедевры Ренессанса. Чтобы заработать денег?

Деньги важны, но намного важнее дать флорентинцам ощущение, что музей — это городское пространство, что оно не только для туристов, но и для тех, кто здесь живет, что Уффици — это действительно часть идентичности каждого флорентинца и итальянца. Мы создаем среду, где они могут встречаться, узнавать что-то новое. То же самое с выставками, позволяющими иначе взглянуть на привычные вещи. Так, например, прошедшая недавно у нас выставка японского искусства XV–XVII веков, дала возможность неожиданно обнаружить много общего между пейзажами японцев и их современников-итальянцев.

Все это впечатляет. Но через год вы покинете Уффици, чтобы возглавить Музей истории искусств в Вене. Не боитесь, что после вашего ухода все вернется в старую колею?

Чем больше будет сделано, тем труднее будет вернуться назад. У нас уже сложилась хорошая команда. Процесс запущен, и есть люди, которые продолжат начатое. Летом открываются залы с новой экспозицией Микеланджело, Рафаэля, Леонардо, в сентябре — венецианцев, затем — тосканцев, зимой — автопортретов из коридора Вазари.

А что с коридором Вазари? Вы действительно надеетесь его открыть до вашего ухода? Когда вы его закрывали, то не сомневались, что это произойдет в мае 2018-го.

К сожалению, этого не произошло из-за очень сложной бюрократической системы, которая затормозила процесс. Важно, что деньги уже пришли, архитектурный план разработан, и мы сейчас в процессе найма строительной компании, которая будет реализовывать проект. Сами архитектурные работы, надеюсь, не потребуют много времени. Хотя и с ними мы никогда на 100% не можем быть уверены в сроках. Вероятность того, что я открою коридор Вазари еще как директор Уффици, существует. Но, если это произойдет позже, я обязательно сяду в самолет и прилечу открывать его лично.