Арне Биркеншток: «А в чем, собственно, разница между оригиналом и подделкой?»

С 13 по 19 ноября Гете-институт и Центр документального кино проводят фестиваль немецкого документального кино Blick’14 Doc. Режиссер и продюсер Арне Биркеншток, который представляет на фестивале фильм «Бельтракки: искусство подделки», посвященный одному из самых известных в ХХ веке изготовителей фальшивых произведений искусства Вольфгангу Бельтракки, рассказал TANR о том, в чем разница между искусством и ремеслом, почему на самом деле рынок так боится подделок и почему искусство в России является индикатором демократии. Расписание показов можно посмотреть на сайте фестиваля.

На чем вы сконцентрировались в фильме: на личности Бельтракки или на самой идее изготовления подделок?

Это взаимосвязано: нужен какой-то человек, действующее лицо, которое занимается подделками и выдает свои картины за творчество, скажем, Макса Эрнста. Интересна сама фигура этого человека, она неоднозначна. Также интересен вопрос: а в чем, собственно, разница между оригиналом и подделкой, где разница между искусством и ремеслом, мастерским изготовлением копий? И наконец, интересно, как это все получилось стратегически, как он до этого додумался и как выполнил технически.

А почему вы заинтересовались именно подделками? Сталкивались ли вы с ними в жизни?

Я документалист и хочу рассказывать истории, я выискиваю их в жизни. Я рассказываю о конкретном случае. Через него становится ясен более широкий смысл в общем. Конкретно в этом фильме то, что мой отец был адвокатом на процессе Бельтракки, защищал его. Таким образом я познакомился с самим Бельтракки.

Почему вы выбрали именно этого человека?

Не так уж много изготовителей подделок подобного уровня, таких людей единицы. Он подделал примерно 300 картин 50 различных художников на протяжении 40 лет. Многие мошенники работают где-то на окраинах рынка: в Буэнос-Айресе, Шанхае, Риге, они незаметно занимаются своим ремеслом. Бельтракки работал в самом центре мира искусства: в Париже, Нью-Йорке, Лондоне, с Christie’s, Sotheby’s.

Вы воспринимаете его больше как художника или как ремесленника?

Совершенно однозначно он ремесленник. Я хочу показать в фильме, почему так считаю. Там есть архивная съемка Макса Эрнста, он снят в собственной студии и говорит о своем отчаянии, о своем страхе, о том, что не знает, как ему работать. Он в поиске и не представляет, каким будет его следующий шаг. Он пробует, экспериментирует и рискует, потом изобретает технику фроттажа, но не знает, как она будет воспринята другими. И он сомневается, постоянно сомневается в том, что делает. Это художник. А изготовитель подделок что-то копирует уже через много лет после изобретения техники. Он прекрасно знает, как ему работать, у него нет ни отчаяния, ни сомнений. Он подделывает что-то, что уже устоялось, воспринято рынком и критиками. Это большая разница.

Расскажите, пожалуйста, подробнее о процессе съемок. Как вы общались с Бельтракки?

Это было очень интенсивное сотрудничество, со многими конфликтами. Например, мы попросили Бельтракки на каком-то одном примере показать, как он делает подделки — от а до я. Затем мы попросили рассказать о скандале с его точки зрения, а потом опросили других участников этой истории: коллекционеров, сотрудников галерей, арт-критиков и даже комиссара полиции.

Раскрыл ли Бельтракки все секреты того, как он подделывал картины?

Фильму предшествовал судебный процесс, следствие, был вынесен приговор — многое уже было известно. Но когда мы говорим о мошеннике в сфере искусства, фильм, возможно, является лучшим средством, потому что мы работаем с изображением, имеем возможность показать, как он действовал. Однако нужно быть осторожным, нельзя верить всему, что он рассказывает, многое нужно перепроверять: может быть, он придумывает истории, ведь одной из важнейших частей его подделок была подделка провенанса? Так что он это прекрасно умеет.

Что, по-вашему, в этом фильме больше всего должно заинтересовать зрителя?

Зритель получает возможность заглянуть в незнакомый ему мир — мир мошенника, подделывающего картины. Временами это чисто развлекательный веселый фильм, плутовская комедия. Кроме того, появляется возможность увидеть специфику рынка произведений искусства, где есть большие проблемы.

Будет ли фильм интересен профессионалам?

Есть специалисты, считающие этот фильм очень интересным, не случайно его показывали на симпозиумах и конференциях. Но есть и определенная часть рынка, кто хотел бы его запретить. У них очень интересная стратегия в отношении Бельтракки: они характеризуют его либо как дьявола, либо как гения, тем самым снимая с себя ответственность за скандал: что мы можем вменить дьяволу или гению — мы бессильны! Они не хотят признать, что Бельтракки — пусть и очень умный, но мошенник. В этом случае им придется задуматься, что нужно сделать, чтобы подобного не повторилось в будущем.

Вы были продюсером фильма о проекте Мило Рау «Московские процессы» о трех судебных разбирательствах, в которых сталкивались искусство и религия: речь о выставках «Осторожно, религия!» (2003) и «Запретное искусство» (2007) и акции Pussy Riot в храме Христа Спасителя (2012). Как вы сами относитесь к участникам этих процессов?

Для меня процессы, связанные с выставками «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство», даже более существенны: там был переломный момент. На их примере мы видим, как возможность свободного самовыражения в искусстве ставится под опеку государства и церкви. О Pussy Riot можно сказать, что они сами вошли в церковь и устроили этот перформанс, они сами искали конфликта на чужой территории, но в случае выставок этого не было, они никуда не вторгались. Мило Рау пишет, что на примере этих трех процессов можно увидеть конец демократии в России.

А как были восприняты «Московские процессы» западным миром?

С огромным интересом, потому что в наших СМИ у нас, как правило, есть возможность ознакомиться только с точкой зрения оппозиции, а в фильме мы даем возможность высказаться государству. Православный журналист Максим Шевченко, служители Русской православной церкви высказывают свою позицию, что для западного зрителя было очень ново и интересно. И хоть я и не разделяю их позицию, для меня очень важно было узнать, как они ее аргументируют и каковы их мотивы. Мило Рау удалось показать, как структурируется этот конфликт, дав возможность высказаться обеим сторонам. Он собрал участников всех процессов — людей, которые обычно руки друг другу не подадут, — и с помощью инсценировки судебного процесса ему удалось организовать разговор. Мы прошли все три дела, все было организовано по правилам российского законодательства. Это было что-то вроде театральной реконструкции, но без сценария и с абсолютно открытым финалом.

Вы бы хотели, чтобы фильм был показан в России, и как к нему отнесутся русские люди?

Конечно, я бы очень этого хотел. И думаю, произойдет то, что мы и сейчас видим. Русское общество расколото, это видно в самом фильме. Разные группы воспримут его по-разному. Некоторые, видимо, будут совершенно непримиримы. Наверное, они просто не готовы ни к какому компромиссу, потому что то, что они воспринимают как оскорбление, очень глубоко в них. Фильм мог бы послужить примером того, как можно устанавливать контакт и говорить с оппонентом. Он также показал бы юстицию, которая вообще должна следить за справедливостью.

СПРАВКА

Вольфганг Бельтракки (Вольфганг Фишер)

В списке, опубликованном на сайте The Art Newspaper, значится 53 картины его «работы», проданные как произведения знаменитых экспрессионистов, кубистов, фовистов, сюрреалистов. Вольфганг Бельтракки специализировался на авангардистах первой трети XX века, отдавая предпочтение немцам и парижской школе, среди них Макс Эрнст, его любимец, а также Фернан Леже, Рауль Дюфи, Макс Пехштейн, Август Маке, Генрих Кампендонк, Андре Дерен, Кес ван Донген, Отон Фриез, Андре Лот, Жорж Брак, Альберт Глез, Жан Метценже, Моисей Кислинг и ряд других, менее известных художников. Эксперты уверены, что подделанных Бельтракки картин значительно больше, около 300.

60-летний Вольфганг Фишер (в 1990-х он взял более эффектную фамилию своей жены и сообщницы Хелены Бельтракки) оказался на скамье подсудимых вместе с командой из трех подельников осенью 2011 года: криминальный квартет обвиняли в изготовлении фальшивок на сумму €16 млн. Приговор — в обмен на чистосердечное признание — оказался довольно мягким: непосредственный изготовитель подделок Вольфганг Бельтракки отделался шестью годами тюремного заключения, его жена Хелена Бельтракки, ее сестра Жанетт и старый друг живописца Отто Шульте-Келлингхаус, занимавшиеся сбытом контрафакта, приговорены к четырем, полутора и пяти годам тюрьмы соответственно.