Хрестоматийные строки Бродского к 100-летию со дня рождения Ахматовой «Бог сохраняет все...» с полным правом можно отнести к Ивану Кудряшову, чью персональную выставку приурочили к полукруглой дате — 125-летию со дня рождения. Причем из списка сохраненного Богом (страница, огонь, зерно, жернова и проч.) Кудряшова можно, пожалуй, уравнять с усеченным волосом, настолько незаметным выглядело его наследие: полузабытая фигура из сонма тех, кто практиковал беспредметную живопись в 1920-е, в постоянной экспозиции ГТГ висели одна или две его работы. Его имя мелькало в воспоминаниях Лидии Мастерковой, дружившей с Кудряшовым и его женой Надеждой Тимофеевой в 1950–1960-е годы и приведшей к нему Георгия Костаки.
В пику предыстории нынешний вернисаж получился невероятно пышным: пресс-показ освещали федеральные телеканалы, а у дверей галереи выстроились машины с дипломатическими номерами, среди первых гостей выставки был вице-премьер Республики Узбекистан Азиз Абдухакимов. Объяснялся этот ажиотаж теми же обстоятельствами, которые привели к забвению художника. Его наследие оказалось распылено: часть находится в России (ГТГ, Русский музей, Вятский художественный музей и другие), часть вместе с коллекцией Георгия Костаки уехала в Грецию и находится в музее в Салониках, а часть попала в Узбекистан: большой блок работ и архив купил у вдовы художника для своего музея в Нукусе («Лувра в пустыне», как его сейчас называют) Игорь Савицкий. Все эти институции (и еще Центр Помпиду!) предоставили на выставку свои произведения, а дипломаты России, Греции и Узбекистана поддержали событие личным присутствием.
История началась в 2017 году, когда научный сотрудник Третьяковки Ирина Пронина получила грант частного фонда Иветы и Тамаза Манашеровых на изучение работ Ивана Кудряшова в Нукусе. Ее изыскания дали толчок выставке. Чуть позже в качестве куратора к ней присоединился доктор наук, инициатор реконструкций ряда арт-проектов 1920-х годов Игорь Смекалов. Было некоторое сомнение, способно ли наследие Ивана Кудряшова, состоящее в основном из рисунков, эскизов, набросков, чисто визуально «удержать» большие пространства Новой Третьяковки. Но результат впечатлил именно что своей камерностью.
Невероятно здорово, что такая махина, как Третьяковская галерея, способна сфокусироваться на малом — одной-единственной биографии полузабытого художника — и воскресить его имя из небытия.
Жизнь Ивана Кудряшова до слез трагична. Сын виртуоза-столяра (его отец изготавливал деревянные модели воздухоплавательных аппаратов в мастерской Константина Циолковского), он с детства знал, что будет художником, в 15 лет поступил и год проучился в Академии Штиглица в Санкт-Петербурге, затем пять лет — в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (среди его учителей был символист Павел Кузнецов). В 1919-м 24-летний Кудряшов знакомится с Казимиром Малевичем и, что называется, заболевает абстрактным искусством.
Широко известно, что лихолетье Гражданской войны Малевич и его ученики переживали в Витебске, где была создана легендарная супрематическая группа Уновис («Утвердители нового искусства»). Менее известно, что филиал Уновиса в 1920–1921 годах существовал в Оренбурге и его организовал как раз Иван Кудряшов. Наркомпрос командировал его в Оренбург для организации художественного вуза — Государственных свободных художественных мастерских (ГСХМ), и некоторое время эти мастерские работали по программе Малевича, а сам Казимир Северинович в компании с Эль Лисицким в июле 1920-го приезжал в Оренбург с лекцией. Вектор на беспредметность главенствовал в мастерских примерно полгода: как только местные художники поняли, что абстракционизм — не директива Наркомпроса, а самоуправство нескольких человек, учебный план вернули к более традиционному формату. В ноябре 1921-го вуз и вовсе перепрофилировали в художественную студию-школу.
В Оренбурге Кудряшов сделал самый, пожалуй, впечатляющий свой проект — оформление в супрематическом стиле городского (1-го советского) театра, которое считается самой значительной разработкой Уновиса для реальной архитектуры. 100 лет назад этот смелый замысел не был реализован, но на выставке в ГТГ можно увидеть уменьшенный макет театрального зала с размещенными по стенам росписями. Даже сегодня соединение классической театральной архитектуры с парящими геометрическими фигурами выглядит мощно.
Вернувшись в Москву, в 1920-е Кудряшов какое-то время был активным участником арт-процесса, показывал работы на выставках даже за границей — в Берлине (1922) и Амстердаме (1923), вступил в Общество станковистов (ОСТ, 1925). Но постепенно либеральная жизнь сходила на нет, а вместе с ней исчезало абстрактное искусство. Быть художником-нереалистом становилось опасно для жизни. По сохранившимся трудовым книжкам удалось восстановить тяжелую борьбу за хлеб насущный: Кудряшов зарабатывал поденщиной, оформляя всякого рода наглядную агитацию для Института переливания крови, транспортных и прочих организаций. В 1930-е его вначале принимают, а потом исключают из Союза художников — как безнадежного эпигона Малевича, что отчасти соответствовало действительности: вплоть до кончины основателя супрематизма в 1935-м Кудряшов состоял с Казимиром Севериновичем в живейшей переписке. Он был в числе тех, кто встречал гроб с телом Малевича на Ленинградском вокзале в Москве и присутствовал при захоронении его праха в Немчиновке.
Призванный в 1942-м в армию, Кудряшов два года заведовал камерой хранения вещей заключенных в тюрьме НКВД. На фотографиях этого периода, как пишут в каталоге, «он выглядит совершенно раздавленным человеком». Его комиссовали из-за туберкулеза, после войны он получил инвалидность. Эпоха оттепели мало что в его жизни изменила. Он вызывал интерес как живой участник авангардного движения, но и разочаровывал малыми масштабами творчества. Даже купивший много его работ Георгий Костаки с сожалением писал, что в 1960-е Кудряшов пытался повторять более ранние вещи.
Он умер в 1972-м. Через год его жена и соратник Надежда Тимофеева, пристроив в музеи, по частным коллекциям и родственникам наследие мужа и написав 11 страниц его биографии, добровольно ушла из жизни.
Наверное, есть закономерность в том, что выставка Кудряшова состоялась именно сейчас. Сегодня мы чествуем его не только как последователя Малевича или отважного художника-монументалиста, придумавшего оформление целого театра, но и как создателя принципиально своего направления в нефигуративном искусстве — эдакого межгалактического световоздушного пророчества, то, что за неимением других слов кураторы выставки назвали «космизмом». В эпоху цифровых медиа, движущихся картинок видеоинсталляций, световоздушных эффектов Джеймса Таррелла или Олафура Элиассона Кудряшов воспринимается их важным предшественником, очень реалистичным предсказателем если не будущего вообще, то по крайней мере будущих форм искусства. Острое осознание важности его наследия произошло недавно: в 2012 году, когда окончательно стало ясно, что все, абсолютно все, даже небольшие рисунки, даже позднее творчество имеет огромную ценность, ГТГ приобрела у наследников ряд работ художника и его жены и получила в дар весь оставшийся архив.
Исследования продолжаются. Несмотря на то что сделана прекрасная выставка и выпущен подробнейший каталог, не удалось установить, где находятся, например, работы, фигурировавшие на научной конференции ГТГ «Участие художников в праздничном оформлении городов» в 1965 году. Неизвестно и место погребения Ивана Кудряшова. Следующим поколениям историков будет чем заняться.
Новая Третьяковка
Иван Кудряшов. К 125-летию со дня рождения
До 22 августа
