Кукольные фильмы «Прекрасная Люканида» и «Месть кинематографического оператора» вошли в число первых российских кинокартин, успешно шедших в зарубежном прокате. А их автор Владислав Старевич (1882–1965) был одним из пионеров кукольной анимации в мире. Он снимал сначала в Ковно (Каунас), потом в Москве у Александра Ханжонкова, во время Первой мировой — для киноотдела Скобелевского комитета, затем в Ялте 1919 года, в разгар Гражданской войны, потом в Париже, куда уехал с семьей, в Берлине 1937 года — и снова в Париже. Работал он в анимации на протяжении 56 лет и снимал так, как другие дышат — всегда. Для этого ему нужны были только крохотная студия, камера, карандаши, клей, пластилин и... коллекция жуков.
В основе книги «Дрессировщик жуков. Владислав Старевич создает анимацию» — впервые вышедшая на русском монография «Эзоп ХХ века» (1989) польского историка кино Владислава Евсевицкого (перевод Дениса Вирена). Евсевицкий начал работать над книгой еще при жизни Старевича. Он общался с режиссером и его коллегами, а также использовал мемуары, написанные Владиславом Александровичем в эмиграции на польском. Если Евсевицкий дополняет и комментирует воспоминания своего героя, то историк кино Николай Изволов сопровождает публикацию каждой главы «Эзопа ХХ века» современным справочным аппаратом. Он выстраивает общую картину, уточняет датировки фильмов и выдвигает гипотезу о том, что первым роликом, снятым Старевичем «вслепую» (то есть без возможности проявить и посмотреть съемку), был фильм «Веселые сценки из жизни насекомых» (хранится в Госфильмофонде).
Структура книги отчасти определена главами монографии Евсевицкого. Здесь пять разделов с рассказом о детстве и юности режиссера, его первых кукольных фильмах, работе в игровом кино, жизни в эмиграции. Последняя глава «Вокруг Старевича» объединяет новые исследования о фильмах режиссера, рассказ об исследователях его творчества, интервью киноведа Кирилла Разлогова с внучкой главного героя Леоной Беатрис Мартен.
Этот художник принадлежит в равной степени культуре российской, польской, литовской, французской. В отличие от создателя игольчатой анимации Александра Алексеева, которого воспринимают как «французского режиссера с русскими корнями», Владислав Старевич, по выражению Павла Шведова, «сохранил дуальность» кинематографической культуры. В книгах по истории мирового кино о нем пишут в главах о «революции русской кинотеории», «вкладе Франции» (где выделяют прежде всего фильм «Рейнеке-лис»), «европейских индивидуалистах» и кино Восточной Европы.
Влияние разных традиций, уживавшихся на границах Российской империи (в Польше эти области называются «кресы»), сказалось на творчестве Старевича. Влияние русской культуры очевидно: блистательные экранизации «Страшной мести» и «Ночи перед Рождеством» Гоголя или поэмы Пушкина «Руслан и Людмила», где играл Иван Мозжухин, способны были собирать аншлаги в кинотеатрах даже зимой 1918 года. Его фильмы — отнюдь не на революционные темы — большевики возили на агитпоездах в 1920-х, чтобы привлечь публику. Не менее очевидно, что Старевич, чей отец был участником польского восстания, находился в сфере влияния культуры польской. Достаточно упомянуть фильм «Пан Tвардовский» по роману Юзефа Игнация Крашевского, снятый Старевичем по заказу Скобелевского комитета в 1916 году. Истории этого фильма посвящена очень интересная статья Малгожаты и Марека Хендрыковских.
Однако «дуальностью», заданной различными национальными культурами, не исчерпывается необычность феномена Старевича. Его талант аниматора был связан с даром карикатуриста, блестящего рисовальщика и тонкого, наблюдательного натуралиста. Это шло из семьи его деда Александра Валериана Легецкого, где Владислав воспитывался после ранней смерти матери. В доме обитала разная живность, в частности скворец, которому дед вечерами играл на флейте вальсы Шопена. В свою очередь, внучка Старевича вспоминала, как в Париже дедушка открывал окно и с ладоней кормил птиц крошками.
А главной его страстью были жуки и бабочки — они и стали первыми героями его киноработ. Дебютные фильмы Старевича были, как мы сейчас сказали бы, научно-популярными: они рассказывали о жизни животных в природе. Фильмы «Жизнь стрекозы» и «Скарабеи», увы несохранившиеся, были сняты на средства краеведческого музея Ковно в 1909 году. Для съемок, по-видимому, использовались живые насекомые. Но когда молодой кинематографист захотел снять борьбу жуков-рогачей, выяснилось, что яркий свет их пугает, «актеры» замирали и не шевелились. Так появилась идея снимать засушенных жуков, смазав их лапки воском и вставив в них проволоку.
Тимофей Левченко в статье «Насекомые в шутку и всерьез в фильмах Старевича. Комментарий энтомолога» не только подробно рассказывает об увлечении режиссера, но и прослеживает связь его персонажей «с особенностями поведения насекомых в природе, как это часто бывает в народных сказках о зверях и птицах». Левченко указывает, что имена главных героев фильма «Прекрасная Люканида, или Война усачей с рогачами» позаимствованы из латинских названий представителей семейств рогачей Lucanidae и усачей Crambycidae.
Дистанция между кинематографом, рисованием и собиранием коллекций жуков и бабочек не столь велика, как может показаться. Михаил Ямпольский в статье «Старевич: мимика насекомых и культурная традиция», включенной в сборник, упоминает знаменитую книгу Жюля Мишле «Насекомое» и говорит о гравюрах Жана Гранвиля «Сцены частной и общественной жизни животных» как об одном из главных иконографических источников для режиссера. Трудно не согласиться с автором, что эти гравюры похожи «на эскизы или раскадровки к первым кукольным лентам Старевича».
Вообще, эту книгу очень интересно рассматривать — прежде всего благодаря богатству архивного материала. Визуальный ряд развивает параллельное повествование: тут и редкие фотографии, и кадры из фильмов, и факсимиле документов, писем, рисунков и карикатур Владислава Старевича. Среди последних — шарж на самого себя (1910), подписанный «Мухобой». Под этим псевдонимом художник публиковал карикатуры в юмористическом еженедельнике «Ковенское зеркало».
