Алина Пинская: «Просветительская деятельность нужна, но живет галерея продажами»

Расскажите, пожалуйста, немного о себе. Как и почему вы пришли в галерейный бизнес?

У меня всегда были мысли, что моя жизнь должна быть связана с искусством. Слава богу, я рано осознала, что художником стать не смогу. Если вернуться к очень стародавним временам, то о профессии галериста я думала, представьте себе, уже в 15 лет. Я оказалась на Салоне изящных искусств в Манеже и увидела, что люди, которые работают на ярмарке, имеют возможность постоянно соприкасаться с артом, держать его в руках, при этом жить какой-то интересной, насыщенной жизнью — и даже зарабатывать деньги. Тогда я поняла, что буду поступать в Суриковский институт на искусствоведа. После окончания вуза я работала в коммерческих организациях, так или иначе связанных с искусством. Затем изучала арт-менеджмент в Париже. Потом у меня был небольшой перерыв в карьере. А когда появилась возможность открыть галерею, я это тут же сделала. И тому почти четыре года.

Как вы выбрали специализацию вашей галереи? Почему именно дизайн и абстракция? Это следствие ваших личных художественных предпочтений или поиска галерейной стратегии, которая выстрелит?

Дизайном я начала увлекаться, когда уехала в Париж получать постдипломное образование. Я вообще не знала, что есть коллекционный дизайн, что это отдельный рынок со специализированными галереями и целыми департаментами в аукционных домах. Все началось с заинтриговавшего меня послевоенного французского дизайна, то есть предметов авторства теперь уже многим здесь знакомых Жана Пруве, Пьера Жаннере и Шарлотты Перриан. Меня заинтересовало, почему столь строгие, скупые формы из простых материалов вызывают такой ажиотаж у коллекционеров. Тогда же у меня появились знакомые, которые были связаны с продажей этих вещей, я втянулась, стала изучать.

Была ли выверенная стратегия или личные предпочтения? Скажу так: любой галерист продает свой вкус, частично подстраиваясь под некий спрос. Мы открылись с четкой концепцией: послевоенный дизайн и абстрактное искусство того же периода. Это сочетание выстрелило, привлекло и прессу, и профессиональное сообщество своей новизной: и коллекционный дизайн, и европейская послевоенная абстракция были для нашей страны в новинку. Даже среди интеллектуалов, музейщиков, образованных людей темы дизайна как бы не существовало. Без ложной скромности скажу, что благодаря нашей активной деятельности ситуация поменялась. Публика теперь знает основные течения, имена.

С чем связаны переезд в новое пространство — доходный дом Исакова на Пречистенке — из лофта на Трехгорной мануфактуре и смена названия галереи? Меняется ли вместе с этим стратегия вашей деятельности?

Из-за того, что коллекционный дизайн был новой, привлекающей внимание темой, «Палисандр» стал ассоциироваться больше с этим, а наших художников не было видно. Ну и, возможно, название в какой-то степени тому способствовало. Концепция же галереи — дизайн и искусство, причем последним мы занимаемся нисколько не меньше. Поэтому было решено название поменять. Тем более что личный бренд — почти всегда в основе любой галереи. И это удачно совпало с переездом в новое пространство. Новая площадка, несомненно, более выигрышная для экспонирования искусства. У лофта были свои преимущества. Он был очень стильным — но и более холодным, сложным для художественных выставок. Здесь же классическое, в хорошем смысле, пространство: белые стены, паркет, большая площадь. Мы сделали правильный ремонт… К примеру, такая выставка, как «Четкие контуры», на Трехгорке была бы технически невозможна.

Теперь о специализации. Она была и остается двойной. В том числе и дизайн! Просто в этой части будем сосредоточиваться на штучных вещах, тех, что в аукционных каталогах значатся как important design. Что касается искусства — абстракция остается приоритетом, но не единственным направлением. Мы успешно работаем с Игорем Шелковским, сейчас начали с Михаилом Чернышовым. Пул художников будет и дальше расширяться.

Галерея для вас — это бизнес или просветительский проект?

Видите ли, я не Екатерина II, и у меня нет родственников-олигархов, чтобы заниматься только просветительской деятельностью. Галерея живет продажами. Для галереи принципиально важны открытие новых трендов, новых художников, возможность дать публике посмотреть по-новому на те или иные направления в искусстве и так далее. Но всегда культуртрегерство идет параллельно с коммерцией. Я стараюсь популяризировать то, что представляет галерея. Что-то пишу, рассказываю, когда есть время. Например, у меня выходили статьи про коллекционный дизайн, про историю, про рынок. Помимо этого, мы периодически организуем тематические лекции в галерее.

Насколько возможен коммерческий успех галереи у нас в стране?

При нашей экономике галереи-гиганта в России быть не может. Наш проект небольшой, коллектив компактен. Мы стараемся минимизировать расходы и, конечно, больше зарабатывать. Покупать искусство сейчас становится все более модным — этакое демонстративное потребление. Покупательская способность в стране есть. Дизайн тоже стал привлекательным. Все не так плохо! При одном условии: то, что вы делаете, должно быть интересно людям.

Кто клиенты вашей галереи?

Сначала мы больше работали с частными клиентами, а сейчас, помимо них, сотрудничаем и с дизайнерами, и с декораторами, у которых появился запрос. В нашей стране дизайнер, архитектор часто являются проводниками в мир не только, собственно, дизайна, но и искусства.

У галереи привлекательное и разнообразное предложение, поэтому среди наших клиентов есть и селебрити, и серьезные коллекционеры, и только начинающие. Интересно, что появляется новое поколение, новый средний класс — люди, у которых уже есть материальные возможности для реализации своих эстетических запросов. Чтобы оценить, например, послевоенную абстракцию, нужно, понятно, иметь какую-то подготовку, насмотренность. Среди молодых коллекционеров попадаются и те, кто предпочитает ранний модернизм, а кто-то — 1950–1960-е годы. Или начинают с современного искусства, а потом углубляются в историю.

Какие-то коллекционеры своим вкусом задают тренд, формируют цены на определенных художников. Как мы знаем, такое было с некоторыми нонконформистами в 2000-е годы.

В России много людей, которые могут позволить себе покупать искусство и предметы дизайна.

Собираете ли вы собственную коллекцию? Не мешает ли это вашей работе галериста?

Деятельность галериста подразумевает постоянное переплетение частного и рабочего, одно неотделимо от другого. Лучше всего получается продавать то, во что веришь сам. Конечно, присутствует некий синдром лавочника — «жалко отдавать», с которым периодически приходится бороться. Но не могу сказать, что это сильно мешает. Обычно, психологически, свежее приобретение самое любимое. Им ты увлечен прямо сейчас. Ну а дальше происходит какая-то внутренняя эволюция, и ты можешь с вещью расстаться, когда перегоришь.

Планируете ли вы продвигать российских авторов на международном рынке?  

Конечно, такие планы были и есть. Я считаю, что, например, выдающееся, соответствующее главным мировым трендам своего времени российское искусство, которое присутствует на моей текущей выставке, заслуживает внимания Запада. Другой вопрос, насколько там смогут учесть и оценить специфические условия работы наших авторов, оторванных от тогдашнего мирового художественного контекста.

Как на деятельность вашей галереи повлияла пандемия? Изменилась ли покупательская активность ваших клиентов?

Пандемия, конечно, нарушила некоторые планы. Но на продажах не сказалась.