В России есть мода на современное искусство. Проводится целых три биеннале: Московская (с 2005 года), Молодого искусства (с 2008 года) и Индустриальная на Урале; вот уже 20 лет работает Государственный центр современного искусства (ГЦСИ); в главных музеях — Третьяковке, Русском музее, Эрмитаже — функционируют соответствующие отделы; частные инициативы оформились в фонды с собственными площадками.
Впрочем, одно дело — современное искусство смотреть, другое — его приобретать. Отчеты продаж аукционных домов и данные аналитической компании Artprice свидетельствуют, что современное искусство перешло в самый востребованный сегмент арт-рынка. Такой интерес вполне закономерен: при относительно невысокой стоимости работы имеют значительный инвестиционный потенциал. Степень отечественного участия в общем процессе определить сложно, поскольку даже в сравнении с другими европейскими странами (не говоря уже о лидерах — Китае и США) российский рынок не идентифицируется и попадает в общую графу «другие» всего с 4% против 78% у Великобритании, следом за которой со значительным отрывом идут Франция, Италия и Германия.
Цены на современное искусство были впервые публично оглашены на аукционе, который Sotheby’s провел в Москве в 1988 году на волне интереса к перестройке. Помимо работ художников русского авангарда (Александра Родченко, Варвары Степановой и др.), там было представлено «несоветское», то есть бывшее «подпольное» искусство, в частности произведения Эдуарда Штейнберга, Ильи Кабакова, Владимира Немухина, Эрика Булатова, Ивана Чуйкова, Вадима Захарова и Дмитрия Плавинского. До той поры их поддерживал небольшой круг коллекционеров, преимущественно иностранных подданных. Эстимейты на аукционе, одним из участников которого был Элтон Джон, варьировались от $3,5 тыс. до $28 тыс., при этом во многом стоимость определялась данными о продажах художников в западных галереях. А рекорд аукциона — $416 тыс. за Фундаментальный лексикон Гриши Брускина — и до сих пор остается для многих недостижимым. С выходом нонконформистов из подполья наступил новый этап, открывший дорогу тем художникам, чья карьера формировалась в постперестроечное время. И здесь на первый план вышли галереи, появившиеся раньше государственных институций. Например, ГЦСИ получил здание только в 2001-м, Московский музей современного искусства открылся в 1999 году, в то время как галерея Гельмана, XL, «Айдан», «Риджина» активно работали уже в начале 1990-х. Тогда же предпринимались попытки проведения ярмарок современного искусства («Арт-миф» в 1994‑м), самая стабильная из которых — «Арт Москва» — образовалась в 1996 году.
Если с первичным рынком произведений современного искусства все более или менее определенно, то вторичного рынка здесь, по сути, не существует. На международных аукционах работы современных российских художников фигурируют не так уж часто и вместе с представителями бывшего неофициального искусства. При этом произведения последних выставляются на торги интенсивнее и стоят в разы больше. Это, в свою очередь, дает основание полагать, что нонконформисты и современное искусство — это разные рынки и покупает их разная аудитория.
Интересно, что граница между этими рынками скорее стилистическая, чем временная. Например, художники одного поколения, почти ровесники Оскар Рабин и Илья Кабаков попадают в разные категории. Первый — заслуженный герой художественного сопротивления, советский модернист, второй — по-прежнему представитель актуальной сцены. И это неудивительно, учитывая, что основатель московского концептуализма Кабаков мировую известность обрел уже в конце 1980-х после отъезда из СССР. Илья Иосифович (в соавторстве с женой Эмилией) — настоящий локомотив рынка современного русского искусства. Титул самого дорогого из живущих художников российского происхождения, его рекорды на аукционах оправдывают и освящают нынешнюю коллекционерскую моду на концептуализм. Точно такую же роль исполняют для современного политического искусства основатели соц-арта Виталий Комар и Александр Меламид, чья работа 1972 года Встреча Солженицына и Бёлля на даче Ростроповича была куплена коллекционером Шалвой Бреусом (Phillips de Pury&Co, £657 тыс.).
Большинство ценовых рекордов современных российских художников было установлено в 2007-м, перед грянувшим осенью следующего года кризисом. Тогда все выглядело радужным и оптимистичным, а иностранцы привыкали к феномену «больших русских денег». «Определенно, в 2000-е был бум коллекционирования, тогда одно за другим стали возникать новые собрания. Всплеск арт-рынка был связан с тем, что появилось довольно много людей с деньгами, которые ак тивно покупали», — объясняет арт-консультант Николай Палажченко.
К этому времени на основе некоторых частных коллекций уже образовались фонды со своими выставочными пространствами, крупнейшие из них — «Екатерина» Екатерины и Владимира Семенихиных, Stella Art Foundation Стеллы Кесаевой, перешедшей из круга галеристов в меценаты и поддерживающей художников-концептуалистов, показывая их на международных арт-биеннале, в том числе на Венецианской, в статусе комиссара Павильона России.
Sotheby’s, окрыленный финансовыми успехами 2006 года в области русского искусства, в частности современного (тогда оно принесло £2,6 млн из £82 млн в этом сегменте, на 46% больше, чем в 2005 году), открыл в Москве свое представительство и организовал в Лондоне отдельный, первый с 1988 года, аукцион послевоенного российского искусства. Общий эстимейт представленных лотов, числом 116, составил £1,5 млн, а большинство произведений искусства оценивалось меньше, чем в £20 тыс.
Это объяснялось тем, что практически половина художников не имела аукционной истории — как, например, лидер петербургского авангарда 1980–1990-х, создатель неоакадемизма Тимур Новиков. Тем не менее торги прошли успешно, в частности Белая ночь Новикова ушла за £36 тыс. при эстимейте в £15–20 тыс.
Авторами же самого дорогого на данный момент произведения российского современного искусства (если не считать таких классиков, как Илья Кабаков, Эрик Булатов, Комар и Меламид, чьи аукционные рекорды превышают $1 млн) является дуэт Владимира Дубосарского и Александра Виноградова. Большеформатная картина Ночной фитнес была продана на торгах Phillips de Pury & Co в 2007 году за £132 тыс.
Собственно, это единственный из всех аукционных домов, кто по-прежнему уделяет внимание произведениям современного российского искусства, — не в последнюю очередь потому, что с 2008 года он принадлежит предпринимателям Леониду Струнину и Леониду Фридлянду (Mercury), учредившим также и ЦУМ Art Foundation.
Вместе с тем диптих Дубосарского и Виноградова Под водой: апельсин из того же подводного цикла в прошлом году ушел с молотка на Phillips de Pury & Co всего за £30 тыс. Там же в 2010 году за рекордные для художника £46,8 тыс. была продана инсталляция Анатолия Осмоловского из серии Язычники, в то время как остальные его самые дорогие работы едва дотягивают до отметки в £10 тыс.
Это демонстрирует одну из главных особенностей рынка современного искусства — несбалансированность цен. С ценообразованием на работы, созданных в постперестроечные годы, нет определенности: статистика галерей закрыта, аукционные продажи современных художников можно пересчитать по пальцам и они неравномерны по стоимости.
Объявляя весной о закрытии своей галереи Марат Гельман провозгласил: коллекционеры были, да вышли все на Запад, поэтому он и Айдан Салахова с Еленой Селиной сворачивают свою коммерческую деятельность и перепрофилируются. Общественность взволновалась: если такие старожилы галерейного бизнеса говорят об отсутствии покупателей, то дело плохо. Оставшиеся участники рынка (в их числе галереи «Риджина», «Триумф», Open Gallery) признают, что не все радужно, но и катастрофы никакой нет. В Москве сосредоточено приблизительно 40 галерей, специализирующихся на актуальном искусстве и работах современных художников классической традиции. Это больше, чем по всей России в целом. «Галереи как формировали рынок, так и продолжают. Это во многом организация, которая помогает художнику строить карьеру. Но заниматься этим бизнесом без хорошей финансовой «жировой прослойки», то есть дополнения в виде другого бизнеса, невероятно сложно», — считает арт-консультант Николай Палажченко. Некоторые галеристы резюмируют, что средний ценовой сегмент (в районе $10 тыс.) сейчас полностью провален, хотя именно в нем представлены самые перспективные работы и имена. На этом фоне возникают новые инициативы, связанные с поиском других форматов взаимоотношений «художник — покупатель». Иными словами, художники пытаются сами быть галеристами. Практика продаж работ прямо из мастерской по скромным ценам или устройство там же выставок становится все более популярной. Например, участница Венецианской биеннале Аня Желудь придумала резиденцию Аринино-арт и Негалерею «Обочина», которые открылись в ее доме в Подмосковье. Коллеги художницы могут создавать и хранить там свои работы, одновременно показывая их. К проекту уже присоединились Николай Полисский, Игорь Шелковский и Александр Бродский.
По мнению коллекционеров Владимира и Екатерины Семенихиных (фонд «Екатерина»), сейчас, как никогда, необходимо искать новый пласт — и галеристам, и самим собирателям. Они предполагают, что в скором времени необычайно востребованным может стать видеоарт, поскольку хороших живописных вещей на рынке сейчас не много, а инсталляции сложны для коллекционирования. Кажется, поиском покупателей именно на такие работы озабочен менеджмент ярмарок «Арт Москва» и VIENNAFAIR, с этого года принадлежащей россиянам Сергею Скатерщикову и Дмитрию Аксенову. Как рассказывала директор «Арт Москвы» Виктория Кондрашова, в ближайшие годы они постараются доказать, что коллекционированием могут заниматься не только миллиардеры. «Современное искусство — это не товар для богатых, оно — для всех. Не надо смотреть на него как на нечто, предназначенное только олигархам. Если удастся привлечь больше людей, то этот рынок может работать так же, как любой другой», — уверена она.