Премия: борьба хорошего с лучшим

Год назад наша газета вручила свою I Ежегодную премию The Art Newspaper Russia. Накануне второй церемонии, которая состоится в начале апреля,  нам показалось важным рассказать, как и почему выбираются номинанты. Но, сохраняя интригу, имена  лауреатов пока оставим в тайне.

Формируя шорт-лист премии, мы просматриваем номера нашей газеты за год, выбирая самые яркие события, о которых писали, советуемся с экспертами в таких специальных сферах, как, например, реставрация, учитываем общественный резонанс того или иного события (скажем, для выставок важным для нас критерием является посещаемость), а далее начинаем спорить. Вот как это происходит.

Книга года: переводы, детективы, энциклопедии

Обзор нашей рубрики «Книги», где рецензируются издания самых разных жанров, связанные с искусством, вплоть до детектива из жизни антикваров, который в прошлом году опубликовала Екатерина Мак-Дугалл, глава одноименного аукционного дома, показал, что одними из самых ярких в прошедшем году стали переводы на русский язык замечательных культурологических текстов, в том числе классической книги Сьюзен Сонтаг О фотографии или вышедших почти 30 лет назад записок американского журналиста Эндрю Соломона о советских художниках эпохи перестройки Башня иронии; этими переводами мы обязаны совместным усилиям издательства «Ад Маргинем» и «Гаража». Однако было бы странно давать премию за переводы уже известных книг, хочется поощрить нечто новое, вышедшее в этом году. Вот они, эти самые заметные новинки, лежат на нашем редакционном столе. Тяжеленный том Энциклопедии русского авангарда, выпущенной коллективом авторов под редакцией Андрея Сарабьянова. Очень кропотливый, дотошный труд, суперполезный для специалистов. Но может ли такая книга стать бестселлером у не озабоченного подделками русского авангарда читателя? Вот исследование Екатерины Бобринской о художниках-нонконформистах Чужие? Неофициальное искусство: мифы, стратегии, концепции, тем более ценное, что об этой эпохе подпольного сопротивления догмам соцреализма мало что до сих пор написано. Вот, наконец, изданный к 100-летию Павильона России на Венецианской биеннале аккуратный кирпич сборника статей и документов под редакцией Николая Молока Русские художники на Венецианской биеннале. 1895–2013, разоблачающий многие заблуждения и предрассудки относительно того, как выбирались и выбираются художники для национального участия на главной художественной выставке мира. Черт, эта книга еще и красивая, издана хорошо!

Реставрация года: штаб, собор, библиотека

В реставрации более, чем где-либо, чувствуется разница масштабов наших номинантов. С одной стороны, это высоко оцениваемые профессионалами достижения в сфере реставрации отдельных произведений. Например, Государственный научно-исследовательский институт реставрации (ГосНИИР) считает настоящей сенсацией реставрацию «доски» XVI века Хозяйка на кухне из коллекции графа Шереметева, позволившую сохранить живопись неизвестного нидерландского художника. Третьяковка гордится почищенными к идущей сейчас выставке картинами Павла Корина, но ничего новаторского тут вроде нет, просто хорошая реставрация.

С другой стороны, это такие мегапроекты, как реставрация Морского собора в Кронштадте гигантского, пышного и очень нарядного сооружения XIX века в византийском стиле. Хотя в этом случае огромный объем проведенных работ включает в себя и то, что называется реконструкцией. Та же история с явным фавори-том списка в этой категории: Эрмитаж в конце года презентовал журналистам новые выставочные пространства в левом крыле переданного музею здания Главного штаба. Конечно, самим местоположением в центре Петербурга, на Дворцовой площади, и значимостью имени Эрмитажа этот проект должен был бы встать в ряд громких мировых музейных реконструкций. И встал. Но при всем желании отметить этот грандиозный проект, включающий в себя как классическую реставрацию, так и архитектурные новшества — перекрытие дворов и устройство грандиозной лестницы-амфитеатра во дворе, — мы, как и многие наблюдатели, смущены тем, что в связи с потраченными на него столь же грандиозными средствами (13,5 млрд руб. вместо планировавшихся 5 млрд) заведено уголовное дело о мошенничестве. Музей, как утверждает его директор Михаил Пиотровский, отношения к этому не имеет, но как-то некрасиво получается. Смущает и то, что по тем же мировым меркам сама реконструкция не так изящна и остроумна, как хотелось бы. Но в то же время ничего подобного в нашей стране за последние годы не делалось. В наш список попала и более локальная реставрация из того же региона — Агатовые комнаты Чарльза Камерона в Царском Селе. Здесь все прекрасно, но наши источники сообщают, что после открытия памятника он вновь закрылся. На доделку. Наконец, мы имеем долгую, но все-таки законченную в прошлом году реставрацию памятника мирового модернизма — построенную в 1935 году в Выборге библиотеку великого финского архитектора Алвара Аалто. На фоне конкурентов из списка это сооружение выглядит скромно, однако для нас тут важна тенденция. Средства на реставрацию этого новаторского для своего времени здания были выделены не только благотворительными фондами, но и властями области. И это очень радует, так как памятники модернизма на государственном уровне у нас до сих пор не очень-то и жалуют, в отличие от безусловной классики Царского Села, на которую всегда находятся меценаты.

Выставка года: не все очереди хороши

Нельзя сказать, что прошедший год был бедным на выставки. Напротив, в этой номинации наш короткий список был самым длинным. Не будем скрывать, что для нас одним из важнейших критериев успеха является интерес публики. И длина очередей на ту или иную выставку. Но не только, иначе нам пришлось бы назвать победителем агитационную инсталляцию, посвященную 300-летию дома Романовых в Манеже, на которой почти не было произведений искусства. Мы выбирали выставки, где было искусство, причем еще не виденное нашими зрителями. Как, например, первая выставка прерафаэлитов в ГМИИ им. Пушкина, удачно совпавшая с выставкой Тициана. Или занявшая оба этажа Манежа главная выставка Московской биеннале современ ного искусства Больше света!, исполненная куратором Катрин де Зегер с изяществом музыкального произведения, что нечасто бывает с такого рода большими групповыми международными проектами. Впечатленный увиденным, министр культуры почти повторил легендарную акцию Никиты Хрущева в Манеже, заклеймив современное искусство как «непонятное», что для многих означает практически знак качества. Не зря обруганные Хрущевым в 1960-е художники сейчас признаны нашим главным достоянием из этой эпохи. Газпромбанк популяризировал новейшее русское искусство из своей коллекции за границей, и не где-нибудь, а в знаменитом венском музее Альбертина. А вот эффектная и концептуально выверенная выставка Лисицкий и Кабаков приехала к нам из Голландии и побывала и в Эрмитаже, и в Мультимедиа Арт Музеев Москве. Диалог нашего современника Ильи Кабакова с классиком авангарда Эль Лисицким запомнился еще и высочайшим классом выставочного дизайна, что в наших широтах большая редкость. Исключением стоит признать деятельность «Гаража», создающего безупречные экспозиции — как выставка чешского кинорежиссера и художника Яна Шванкмайера, для сюрреалистических объектов которого выстроили особую конструкцию. Именно с этой точки зрения — подачи вещей — явно проигрывает во всех других отношениях эпохальный проект Третьяковской галереи на Крымском Валу — первая полная ретроспектива главной женской звезды русского авангарда Наталии Гончаровой.

Тем не менее не слишком удачное размещение и освещение картин не мешает нам признать важность этой выставки как, по сути, первой публикации ее наследия: в галерее считают, что это поможет бороться с многочисленными подделками ее творчества. И считают явно небезосновательно.

Музей года: стабильность или новаторство?

Такого яркого открытия, как Еврейский музей и центр толерантности, получивший нашу премию в прошлый раз, в 2013 году не случилось. Но и тут в этой номинации нас подстерегает дилемма выбора между «тяжеловесами», какими, без сомнения, являются наши главные музеи, и активными новичками, будь то небольшой частный музей, как Институт русского реалистического искусства в Москве, или на глазах оживающий с приходом нового директора до того незаметный Музей Москвы, или деятельнейший «Музеон», отбивающий публику даже у своего мощного соседа по Крымской набережной, Третьяковки. Мы уже молчим про «Гараж», формально, конечно, не являющийся музеем, тем не менее претендующий на мировой музейный уровень. Если же отрешиться от постоянных коллекий (понятно, что тут всех всегда побьет великий Эрмитаж) и сосредоточиться на бурлении музейной жизни (скажем, частоте вернисажей, наличии всяких лекций, образовательных историй, мастер-классов), то окажется, что вперед выбиваются музеи, связанные с современным искусством: Московский музей современного искусства, радующий выставками ведущих российских художников, или Мультимедиа Арт Музей Москва (МАММ), благодаря своему харизматичному директору Ольге Свибловой и профессиональной команде привлекающий даже самых далеких от искусства людей. У МАММ есть еще козырь — существующая при нем уже несколько лет Школа Родченко, исправно выпускающая перспективных и радикально настроенных молодых художников. Конечно, деятельность школы трудно назвать музейной, но нельзя не отметить, что МАММ работает сразу на двух фронтах: это популяризация современного искусства в массах и это поддержка его самой экспериментальной, авангардной части.

Личный вклад: ярко или длинно?

Эта номинация — одна из самых деликатных. Проще всего было бы измерять ее как в экономических изданиях — просто размером этого самого вклада. Но, во-первых, многие наши благотворители и участники рынка предпочитают не афишировать суммы, потраченные ими на искусство или на его поддержку. Вовторых, для нас важен опять-таки общественный резонанс, который возникает вокруг вложения сумм, а это не всегда пропорциональные вещи. Скажем так, громкая покупка на аукционе, несмотря на значительность уплаченной суммы, вряд ли будет служить основанием выдвижения в наш список — если, конечно, потом эта покупка не появляется в открытом для публики музее, как это случилось в прошлом году с выдающейся коллекцией Фаберже, для которой Виктор Вексельберг и его фонд «Связь времен» в конце концов организовали музей в Петербурге, отреставрировав, кстати, для этой цели дворец. Другое дело — деятельность благотворительных художественных фондов, направленных на поддержку искусства. Мы должны отметить яркое выступление России на Венецианской биеннале с инсталляцией Вадима Захарова Золотой дождь, которое поддерживал фонд Стеллы Кесаевой. И конечно, никак не можем проигнорировать ажиотаж вокруг деятельности фонда «Айрис» Дарьи Жуковой и Романа Абрамовича, в прошлом году начавшего осваивать и Петербург — Новую Голландию. Пиар другого благотворитель ного фонда — Владимира Потанина — не такой активный. Просто потому, что деятельность его распространяется не столько на столицы, сколько на провинциальные российские музеи, ежегодно по конкурсу «Меняющийся музей в меняющемся мире» получающие гранты на развитие. Но представьте себе, что эти скромные музеи получают гранты уже на протяжении 20 лет, и вы поймете, как нашей редакции трудно выбрать тут победителя.