18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
ЦВК Béton – 3 года: итоги и планы

Ирина Антонова: «Была сделана ошибка, и ее надо исправить — восстанавливают же церкви!»

№6
Материал из газеты

Восстановление ГМНЗИ: мечта или реальность?

Легенда мирового музейного дела, директор Музея изобразительных искусств им. А.C.Пушкина Ирина Антонова уже не первый год говорит о необходимости восстановления Музея нового западного искусства (ГМНЗИ), ликвидированного в 1948 году по решению Сталина. Сегодня она — один из немногих очевидцев, помнящих этот первый в мире музей современного искусства. О его судьбе, возможном будущем и критериях подхода к наследию ХХ и ХХI веков Ирина Александровна рассказала в интервью — специально для The Art Newspaper Russia.

Вы не оставляете идеи вновь воссоединить под одной крышей коллекции Щукина и Морозова, а вернее, восстановить Государственный музей нового западного искусства (ГМНЗИ) — замечательный и, к сожалению, очень недолго существовавший, созданный на основе этих двух коллекций. Но прошло так много времени, выросли поколения, не знавшие этого музея. В чем вы видите смысл его восстановления? Почему бы не оставить все как есть?

Я считаю, что восстановление такого музея — это восстановление исторической справедливости. Музей был ликвидирован по идеологическим соображениям. Вы помните формулировку (из сталинского постановления. — TANR): «Ликвидировать как буржуазный, вредный». Музей исчез по воле государства — государство и должно его восстановить. Уже многое поправили из того, что сделал Иосиф Виссарионович. Восстановили храм Христа Спасителя — он был против храма, но его восстановили. Реабилитировали Зощенко и Ахматову, Шостаковича и Прокофьева. Это все те же годы — 1946-й, 1947-й, 1948-й. Закрытие музея — «глубокое  идеологическое заблуждение», назовем это так. Сочли же нужным многое восстановить и реабилитировать, а вот музей уничтожили — и не восстановили. Для Москвы это очень существенная утрата. Я хорошо помню ГМНЗИ, помню, чем он был для москвичей. Это был великий музей: трудно было представить себе в 1940 году, что такое можно увидеть в Москве. На первом курсе ИФЛИ (Института философии, литературы и истории) нас привел туда Михаил Владимирович Алпатов (крупнейший советский искусствовед (1902–1986). — TANR). Кстати, уничтожение ГМНЗИ затормозило развитие отечественного искусства на много лет. На этой основе оно могло бы развиваться совсем по-другому. В конце концов, две коллекции разрублены как попало. Я уже работала в музее в то время (когда шел раздел собрания ГМНЗИ между ГМИИ им. Пушкина и Эрмитажем. — TANR), но, конечно, не имела к этому отношения, не могла иметь. Я поступила в музей в 1945-м, а это происходило в 1948-м. Я была младшим научным сотрудником — что я могла? Делили работы два директора — Орбели (Иосиф Абгарович Орбели (1887–1961), отечественный востоковед, директор Эрмитажа в 1934–1951 годах. — TANR) и Меркуров (Сергей Дмитриевич Меркуров (1881–1952), отечественный скульптор, директор ГМИИ им. Пушкина в 1945–1950 годах. — TANR). Мы были просто отстранены от этого.

В своих воспоминаниях Нина Викторовна Яворская пишет, что, когда на заседании комиссии по закрытию ГМНЗИ увидела Орбели, у нее «отлегло от сердца». Почему она так обрадовалась именно директору Эрмитажа, а не Меркурову, тогдашнему директору ГМИИ?

Я не знаю и не могу додумывать. Возможно, она просто боялась оставить эту коллекцию здесь.

Здесь — это в Москве? Ближе к власти?

Да. А вдруг примут решение продать ее, услать куда-нибудь подальше? Комитет по делам искусств намеревался распылить коллекцию по периферийным музеям, а что-то вообще уничтожить. В Ленинграде в то время было безопаснее. Когда закрыли музей, некоторые сотрудники ГМНЗИ перешли к нам. Сама Нина Викторовна постоянно здесь бывала, очень дружила с Евгенией Борисовной Георгиевской (искусствовед, хранитель бывшей коллекции ГМНЗИ в ГМИИ им. Пушкина, многолетний главный хранитель музея. — TANR), которая занималась этим материалом. И я с ней очень дружила. Но это частности, а есть и объективные вещи. Были два человека — Щукин и Морозов, московские люди. Щукин прямо указывал на то, что его коллекция должна принадлежать Москве, как и Третьяков в свое время. И это был бы великий музей; для Москвы это была бы Мекка.

Насколько жизнеспособной кажется вам идея восстановления? Установилось привычное положение вещей. Предстоит борьба?

Пафос этой идеи — восстановление репрессированного музея, восстановление справедливости. В прошлом была сделана ошибка, и ее надо исправить — восстанавливают же церкви! Я не религиозный человек, но понимаю, что церкви разрушать нельзя. Восстановите и этот музей, он тоже храм. Это очень существенный момент для отечественной культуры и руководителей государства. Как поступить с наследием ГМНЗИ — это проблема государства, а не проблема Антоновой и Пиотровского. В Эрмитаже есть великолепная коллекция Герстенберга (Отто Герстенберг (1848–1935), немецкий коллекционер; работы из его собрания в числе перемещенных ценностей вошли в собрание Эрмитажа. — TANR); около 80 вещей они получили из ГМНЗИ еще в начале 1930-х годов. У них есть коллекция. А потом это Эрмитаж, для него это — «хвостик». А для Москвы?!

В чем сила моей позиции? В бескорыстии. Если вы считаете, что это делается из какого-то тщеславия, — пожалуйста! Пусть сделают музей отдельно от нас, мы для него даже дом отдадим. У нас есть здание — корпус бывшего Голицынского музея, его реставрацию сделать очень нетрудно. Пусть там будет другая дирекция — хорошо. Москве, столице, такой музей очень нужен!

Пока же никто особенно не хочет делать усилий. Мир парализован равнодушием. Смотрят как будто одобрительно. Пусть, дескать, Антонова побарахтается, а мы поглядим: получится — будем очень рады, не получится — что ж… Однако я знаю точку зрения некоторых людей там, наверху, которые бы на это пошли. Мне обещали поддержку художники, историки искусства, писатели. Где можно, я об этом говорила, высказывала свою точку зрения, в том числе в Международном совете музеев.

И как там к этому относятся?

Очень поддерживают. Они говорят: вряд ли вам удастся, но идея хорошая.

Если ваша идея воплотится в жизнь, то каким вы видите этот музей? Восстановление исторической справедливости — это понятно. Но как это будет выглядеть? Музей двух коллекций или?..

Боже сохрани! Это будет ГМНЗИ, точнее, наследник ГМНЗИ — музей второй половины XIX — XXI веков. Они очень много работали. Мы очень ценим то, что сделал в музее его директор Борис Николаевич Терновец, другие сотрудники. Они приобретали искусство других направлений — то, что появилось уже после Щукина и Морозова, дополняли коллекцию. Восстановленный музей сможет и дальше развиваться. Он должен стать музеем типа Музея современного искусства (МoMA) в Нью-Йорке, где есть так называемый классический авангард, то есть конец ХIХ — первая половина XX века, но представлено искусство до сегодняшнего дня. Обязательно!

Причем это должен быть именно музей, а не галереи и выставки. Есть разница между галереями и музеями. Там много экспериментального, и они должны работать рядом с музеем, это обязательно. Но музейный материал должен отбираться постепенно.

А как вам видится это продолжение? До самого сегодняшнего дня? Или следует остановиться на том, что за неимением в русском краткого определения называется модернизмом?

Да, я понимаю. Ко мне буквально на днях обратился первый канал телевидения Германии, они предлагают записать большое интервью. Вот их основные вопросы: что есть границы современного искусства и существует ли потребность в новом определении того, что такое искусство?

Конечно, я об этом думаю и говорила на эти темы неоднократно. В 1960 году мне довелось быть комиссаром на Биеннале в Венеции. Я тогда здорово во все это вникла, но это был 1960-й, с тех пор произошло много изменений.

Я ни на чем не настаиваю, тем более что занимаюсь все же старым искусством. Но мы все живем сегодня, а не вчера. Я знаю этот материал, очень много видела — на венецианских биеннале, в Сан-Паулу, в Касселе, в Нью-Йорке. Смотрю с интересом: там есть что-то остроумное — есть глупое, есть талантливое — есть бездарное, но это мы можем сказать про любой вид творчества. Я понимаю, что такое вал современного искусства. Вал не только по объему, но и по содержанию. Это огромный материал, за которым, несомненно, стоит вид какой-то достаточно креативной деятельности. Но в нем очень много спекулятивного, много продукции без какого бы то ни было знака качества. В этой области гораздо легче спекулировать, нежели в пределах законов и норм старого, классического искусства. Когда я говорю «старое», «классика», я имею в виду тех же Пикассо и Дали, классику ХХ века.

Надо поставить вопрос: исчерпан уже язык пластических искусств или не исчерпан? Это первое. И второе: как определять, что такое искусство? Для меня совершенно ясно, что многое из современного творчества не может быть отнесено к категории искусства по тому же принципу, по которому мы определяем классику, в том числе ХХ века.

На мой взгляд, признавая право этой продукции на существование (впрочем, она существует независимо от того, признаем мы ее или нет), ей надо дать определение. По-моему, она не имеет отношения к искусству, поскольку лишена, причем сознательно, эстетических критериев, даже критерия качества. Если мы связываем искусство с эстетическими критериями, то тогда эта продукция — не искусство. Или мы расширяем понятие искусства. Немцы правильно ставят вопрос.

Есть еще такое понятие — «омузеить» вещь. Далеко не все произведения современного искусства поддаются омузеиванию. Есть просто очень громоздкие: какая-нибудь инсталляция занимает целую стену. Для этого нужны какие-то другие пространства, а не классический музей. Часто вообще бывает непонятно, как вещь после выставки может дальше существовать — в каком качестве? В виде прикладного объекта? В виде садово-парковой скульптуры? В музее? Нет, это очень редко. Хотя делаются попытки как-то их собирать, хранить коллекции, но это, по-моему, ненадолго. Что это — кризис искусства? Или одна из ветвей, оказавшаяся тупиковой?

Еще один момент. Просматривается, мне кажется, очень любопытное, может быть, возвратное движение к тому, что мы называем, грубо говоря, фигуративным, реалистическим искусством. Попытки не терять связь с реальным объектом. Он может быть почти разрушен, почти, но все же… Мне кажется, что искусство в привычной, пластической форме никуда не денется. У человека не могут вдруг исчезнуть его способности понимать, что такое линия, цвет, ритм. Куда они могут деться? Мне кажется, что все это должно как-то возродиться, возможно, в каких-то новых формах. Жаль только, что мне уже не придется увидеть этих «зеленых листочков».

Я долго шла к пониманию классики ХХ века, все-таки моя специальность — итальянское Возрождение. Например, кубизм очень долго оставался непонятным — это очень сложное искусство, именно пластически. Зато потом через его призму мне стало легче понимать и другую живопись.

Я бы хотела сделать в музее большую выставку абстрактного искусства. Показать все его направления — их ведь много, и они очень разные. Абстрактную живопись я люблю: она воздействует на сознание, она, как правило, эмоциональна. Для меня это всегда было важно. Я помню, как впервые увидела большую выставку Джексона Поллока — более 60 картин. Смотрела ее долго. Ошеломляющее впечатление! Я вышла из залов очень взволнованной. Это искусство, которое оказывает очень сильное эмоциональное воздействие.

Вы строите свой музей всю жизнь, продолжаете и сейчас. Скажите, в вашем сознании существовал какой-нибудь идеал музея? Реальный или воображаемый образец?

Пожалуй, нет, никогда. Я продолжала дело моих предшественников, учителей. Мне нравится мой музей. Но я с удовольствием бываю в других. Один из любимых — Коллекция Фрика в Америке. Потрясающее собрание! Я там могу провести несколько часов. Вермеер заставляет меня плакать.


ГМНЗИ отнюдь не легитимная институция, во всяком случае с точки зрения наследников

Наталия Семенова
Доктор искусствоведения, автор книг «Матисс в России» (в соавторстве с А.Г.Костеневичем) (Париж — М., 1993; на русском, английском и французском языках), «У Щукина, на Знаменке...» (в соавторстве с А.А.Демской) (М., 1993), «Жизнь и коллекция Сергея Щукина» (М., 2002), «Жизнь и коллекция Ивана Морозова» (М., 2007), «Московские коллекционеры» (серия ЖЗЛ) (М., 2010).

Идея воссоздания ГМНЗИ была высказана Ириной Александровной Антоновой, которая успела побывать в нем в далекой молодости — забыть такое невозможно. Тем, кому довелось видеть первый в мире музей современного искусства, можно позавидовать. Но современным он был в 1928 году, когда щукинский и морозовский отделы объединились под одной крышей в особняке на Пречистенке. Сегодня такой музей выглядел бы аналогом, например, Музея Орсе.

После исчезновения с музейной карты ГМНЗИ прошло 65 лет, а если прибавить войну и предвоенные годы, когда музей медленно угасал, то получится и все 80. Ликвидация ГМНЗИ была заключительным залпом по формализму. И можно было бы восстановить музей, как восстановили храм Христа Спасителя — символ поругания веры — или Янтарную комнату — символ фашистского вандализма. Но если копнуть глубже, то окажется, что ГМНЗИ отнюдь не легитимная институция, во всяком случае с точки зрения наследников. Восстанавливая ГМНЗИ, придется сделать следующий шаг: поделить коллекцию, как того требует историческая справедливость, хотя бы на самостоятельные отделы — щукинский, морозовский и т.д., повесить таблички в залах, которым неплохо бы присвоить имена, как это принято в музеях всего мира. Только в таком виде он мог бы иметь право на существование.

Но на какой территории? На пятом этаже Главного штаба, где Эрмитаж в 2014 году планирует открыть Галерею Щукина — Морозова? Или в одном из новых пространств Пушкинского музея, который, правда, до сих пор стыдится (не в пример Эрмитажу) указывать имена собирателей и продолжает писать в этикетках к работам «поступила из ГМНЗИ»? Быть может, во мне говорит голос человека, более 30 лет восстанавливающего историю собрания. Коллекциям и фигурам Щукина и Морозова, имена которых до начала 1980-х и произносить не полагалось, была посвящена большая половина моей жизни. Поэтому я особенно остро чувствую некую двойственность в декларациях Пушкинского музея, который, с одной стороны, ратует за воссоздание ГМНЗИ, а с другой — вот уже 20 лет не допускает в музейный киоск мои книги о собирателях. Даже сайт www.morozov-shchukin.com мы с наследниками коллекционеров сделали за собственный счет и своими силами виртуально собрали обе коллекции. Кстати, восстановить ГМНЗИ можно только виртуально, и никак иначе. За последние полвека не было прецедента раздела отечественных музейных собраний. Последний раз вещи из музеев изымали в 1920-х — начале 1930-х, именно тогда Эрмитаж получил первую порцию нового искусства в обмен на свое же старое. Вторая порция из ГМНЗИ досталась ему совершенно случайно. Более 40 картин было отобрано для продажи на Запад, но покупателей не нашлось, а потом картины импрессионистов с постимпрессионистами механически отправили в Ленинград. Ну а в третий раз Эрмитаж получил большую и лучшую часть шедевров ГМНЗИ исключительно из-за нерешительности московских кураторов, испугавшихся оставить формалистические шедевры Пикассо и Матисса в столице. Новый передел музейных коллекций может быть только частью огромной политической программы, включающей реституцию и т.п. Вопрос о том, может ли новый ГМНЗИ быть полноценным без части коллекции из Эрмитажа, кажется мне некорректным. Достаточно московской части бывшего ГМНЗИ присвоить старое название — только и всего.

Андре-Марк Делок-Фуко
Внук Сергея Ивановича Щукина

Я глубоко тронут и отношусь с симпатией к мечте Ирины Александровны Антоновой вернуть к жизни лучший и богатейший из когда-либо существовавших музеев современного искусства — ГМНЗИ (1919–1941). Кроме того, идея г-жи Антоновой означает отмену преступного приказа Сталина 1948 года. Аналогична и цель моей семьи — добиться отмены российским правительством указа Ленина 1918 года, разграбившего коллекцию Щукина. Как я могу в такой ситуации не поддержать усилий г-жи Антоновой?

Восстановление ГМНЗИ сейчас в прежнем виде, каким он был до 1941 года, подобно сказке. Но реально ли это? Конечно же, нет, если иметь в виду объединение в Москве всех работ. Я не представляю, чтобы властные структуры взяли на себя ответственность лишить Государственный Эрмитаж, в частности, любимых работ моего дедушки — «Танца» и «Музыки» Матисса.

Дорогая и уважаемая Ирина Александровна, могу я обратиться непосредственно к вам? Музей, личное и несравненное достижение всей вашей жизни, живет и процветает благодаря вашей нескончаемой работе в течение 68 лет. Век назад Цветаев воплотил свою мечту, создав классический университетский музей для студентов-искусствоведов. Сегодня, благодаря вашей успешной работе, ГМИИ стал одним из ведущих музеев, который бросает вызов самому Государственному Эрмитажу. Это действительно сказка, становящаяся былью и произведением искусства, автором которого являетесь вы.

А что же насчет проекта ГМНЗИ? Музею стоит отдать дань своим славным и неудачливым предшественникам, восстановив ряд экспозиционных ансамблей и увеличив количество мультимедийных презентаций об истории ГМНЗИ. И наконец, хотя это рискует показаться невозможным, стоит попробовать договориться с Эрмитажем о добровольном обмене произведениями, который может уравновесить две фантастические, но разбитые коллекции в двух городах. Что касается собрания моего дедушки Щукина, я вспоминаю, например,  знаменитый «иконостас» Гогена, восемь работ из которого находятся в Санкт-Петербурге, а десять — в Москве. Множество таких же примеров можно найти и в разбитой коллекции Морозова. Музеи должны осознать пользу такого восстановления для своих посетителей.

Самое читаемое:
1
Во Флоренции найден революционный способ реставрации фресок
Традиционно проверка на наличие повреждений проводилась вручную, но сочетание современных диагностик, примененных при реставрации капеллы Бранкаччи, может совершить прорыв в этой области
06.05.2025
Во Флоренции найден революционный способ реставрации фресок
2
Московский коллекционер передает нижегородскому музею «Голубую розу»
Коллекционер Валерий Дудаков решил подарить Нижегородскому государственному художественному музею самую ценную часть своего собрания — произведения художников-символистов, а также домашнюю библиотеку
19.05.2025
Московский коллекционер передает нижегородскому музею «Голубую розу»
3
Татьяна Назаренко: «Я тоже отрубила голову Олоферну»
Легендарная художница Татьяна Назаренко, ставшая знаменитой в 1970-е годы, объясняет, почему сюжет так важен, и уверяет, что женщинам в советском искусстве не надо было бороться за свои права, но пострадать пришлось — от завистников и чиновников
28.04.2025
Татьяна Назаренко: «Я тоже отрубила голову Олоферну»
4
Русский музей показывает «Жизнь замечательных собак»
Выставка на трех этажах Мраморного дворца собрала около 400 работ с образами животных — от левреток Екатерины Великой до чау-чау Дмитрия Жилинского
20.05.2025
Русский музей показывает «Жизнь замечательных собак»
5
Кого и почему не притягивали советские художественные полюса
В книге петербургского исследователя Антона Успенского «Между авангардом и соцреализмом» проанализировано искусство, во многом близкое к европейской «нормальности» 1920–1930-х годов, но ставшее маргинальным в СССР
30.04.2025
Кого и почему не притягивали советские художественные полюса
6
Выставка Карла Брюллова стала самой посещаемой за всю историю Русского музея
Почти полмиллиона человек посмотрели юбилейную выставку Брюллова, что также сделало ее самой посещаемой выставкой страны за последние пять лет
15.05.2025
Выставка Карла Брюллова стала самой посещаемой за всю историю Русского музея
7
Малевич а-ля Веласкес
Этот автопортрет вполне можно назвать легендарным. И дело не только в художественных достоинствах
07.05.2025
Малевич а-ля Веласкес
Подписаться на газету

Сетевое издание theartnewspaper.ru
Свидетельство о регистрации СМИ: Эл № ФС77-69509 от 25 апреля 2017 года.
Выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Учредитель и издатель ООО «ДЕФИ»
info@theartnewspaper.ru | +7-495-514-00-16

Главный редактор Орлова М.В.

2012-2025 © The Art Newspaper Russia. Все права защищены. Перепечатка и цитирование текстов на материальных носителях или в электронном виде возможна только с указанием источника.

18+