Организаторы отказались от общей кураторской идеи, определив семь сюжетов, названных «директориями», а команда из семи кураторов старалась не подвергать художественный материал давлению концепций. Но, несмотря на это, придуманные семь разделов выставки смотрятся искусственно: авторы практически в каждой директории взаимозаменяемы. Таус Махачева, определенная в «Верность месту», в такой же степени владеет «Общим языком», как и получившие его от кураторов краснодарцы ЗИП, которые заслуживают оказаться в директории «Мастер-фигура» гораздо больше, чем Павел Шугуров и его проект «33+1», доводящий до абсурда кабаковскую «персонажность». Наоборот, Александру Шишкину-Хокусаю, которого назначили по ведомству стрит-арта, повезло: за стенами «Гаража» известному театральному художнику досталась эффектная парковая руина предыдущего музейного здания, временного павильона Шигеру Бана, на крыше которого он расставил фанерные скульптуры, передав московскому ЦПКиО привет от петербургского Летнего сада. Одну из самых больших плоскостей за всю карьеру граффити-райтера официально получил в свое распоряжение Кирилл Кто: на стене административного корпуса появилась хорошо видная с Крымского моста яркая многоцветная надпись «Спасибо за внимание и попытку понимания». Гонорары, приглашение всех авторов в Москву, неограниченная техническая поддержка — все это по достоинству оценили многие участники триеннале.
Устроители ориентировались на созданное в отечественном искусстве последних лет, но в общей экспозиции нашли свое место работы с богатой и хорошо памятной всем выставочной историей — такие, как самодельные вещи из коллекции Владимира Архипова, или же очередная реплика эффектной инсталляции нижнетагильского художника Владимира Селезнева, люминесцентной росписью превращающего кучу мусора в городской ночной ландшафт, и не только они.
Самой связной частью выставки стали «Авторские мифологии». Концепция знаменитого куратора Харальда Зеемана по-прежнему остается наиболее подходящей для описания отечественного искусства, да и «мифотворцы» были собраны отличные. Это хорошо известные Павел Пепперштейн — с изящными стилизациями про воскрешение Пабло Пикассо в 3111 году, Евгений Антуфьев — с монументальной рубленой фигурой хтонического монстра, Александр Повзнер — со скульптурным циклом, комбинирующим предметное окружение и внутренний мир автора. Рядом с этими любимцами столичной публики — ничуть не уступающие им, но реже появляющиеся на выставочных площадках художники: Александр Баюн-Гнутов, перелистывающий рукописный гримуар; Анфим Ханыков, наполняющий удмуртским самогоном чашу фонтана в инсталляции «Камень»; Николай Панафидин, приводящий хромированный металл в сложное движение. На звание самого неожиданного художника триеннале легко может претендовать 66-летний Михаил Смаглюк из Краснодара: его кинетические объекты вызывают в искусствоведческой памяти выставку Марселя Дюшана 1942 года «Первые документы сюрреализма».
Искусство художников, собранных в директории «Авторские мифологии», противится актуальным ярлыкам. Такова и арт-группа «Нежные бабы»: каждый из четырех показанных на видео перформансов аранжирован на выставке не просто документацией действия, но набором вещей, тонко связанных с личной историей художниц и их родного города Калининграда, что выводит эти работы за пределы прямолинейной феминистской проблематики, делает их восприятие глубже.
Наоборот, произведения, объединенные в директории «Искусство действия», нуждаются в постоянной дискурсивной поддержке: концептуальный аппарат здесь органичен, в то время как пластическую убедительность хочется поставить под вопрос. Арт-активизм полностью невротизирован: сторонник классового подхода распознает в окружающем мире только знаки угнетения, а феминистки во всем видят постоянное насилие. Но как раз в этом разделе выставки уже в первые дни работы триеннале было заметно обилие публики — очевидно, среди обыкновенных зрителей растет желание разделить свой опыт и получить новый. Такой «спрос на партиципаторность» означает, что настает время, когда новому поколению может понадобиться новый язык, который способны дать современные художественные практики.
Если «Гараж», как планируется, войдет в положенный трехгодичный ритм, то триеннале ждут те же проблемы, что и всякую повторяющуюся выставку: на первой показали все лучшее и соответствующее концепции, и через три года опять придется искать в масштабах страны новых художников — а где их брать, пока непонятно. Но теперь надежду на появление новых имен внушает деятельность «Гаража»: сама триеннале превращается в электронную базу данных о художниках и будет функционировать как растущий архив современного российского искусства.
