Всборник статей сербской славистки Корнелии Ичин вошли тексты разных лет о русском авангарде. Некоторые уже публиковались на русском языке, другие — вроде работы о Василии Чекрыгине — печатаются впервые.
Как исследователь Ичин в большей степени сосредотачивается на культурном символизме авангарда в его визионерском, мистическом измерении, зачастую прочитывая творчество авторов почти в религиозном ключе. В метафизической оптике, к примеру, рассматриваются работы Казимира Малевича и Алексея Крученых — как стремление к абсолютному «ничто». Среди отсылов, звучащих в книге, встречаются как Николай Федоров, повлиявший на многих авангардистов, так и религиовед Мирча Элиаде, дзен-буддизм и даосизм.
Ичин увлечена сопоставлением различных культурных текстов и идей. Она сравнивает не только современников (как правило, одного художника и одного поэта — Малевича и Крученых, Александру Экстер и Ивана Аксенова) — в своих формально-сравнительных изысканиях автор пускается дальше, находя в текстах Елены Гуро отсылки к Федору Достоевскому, прослеживая у Наталии Гончаровой пушкинский сюжет, а у иных — диалог с философами Античности.
Исследовательская оптика, предложенная в книге, уязвима хотя бы потому, что автор сосредоточена на произведениях и текстах, взятых вне контекста их бытования. Ичин любовно всматривается в картины и рисунки, вчитывается в манифесты, почти сживаясь с манерой авторского письма. Даже предисловие к сборнику написано как экспериментальный манифест.
Но авангард существовал на пересечении двух революций — художественной и политической. Одно обуславливало другое, и сам авангард, по замечанию теоретика Петера Бюргера, был радикально новой по отношению к прошлому практикой преобразования жизни на основе искусства. Ичин, очевидно, по большей части интересует исключительно искусство, в результате чего авангард теряет специфичность. Новаторский импульс авангарда не отрицается, но уравновешивается преемственностью с искусством прошлого.
Тексты в книге изобилуют построенными на бумаге многочисленными связями, которые тянутся сквозь различные эпохи и контексты, не всегда выглядят оправданными и мало проясняют, какую именно «практику» представлял собой сам авангард.
В целом книга Корнелии Ичин дает хорошо известные ответы на давно задаваемые вопросы. Иногда она может послужить введением в историю вопроса — как в случае того же текста о Василии Чекрыгине. А порой, как часто в случае сборников, может подарить интересные наблюдения вроде разбора восприятия городской культуры «амазонками авангарда» Ольгой Розановой и Александрой Экстер или попытки гендерного анализа на примере раннего русского авангарда.
