В Москве показали фильм о легендарном аукционе русского искусства Sotheby’s 1988 года.
Определение «легендарный» прилипло к аукциону Sotheby’s, который прошел в московском Центре международной торговли в июле 1988 года, уже давно и вполне заслуженно. Этот аукцион впервые показал западному покупателю вместе с авангардом русское современное искусство и буквально толкнул художников в лапы (или объятия) арт-рынка. Все о нем слышали, но мало кто знает подробности: видел каталог или помнит работы и цены, кроме топ-лота — «Фундаментального лексикона» Гриши Брускина (молоток был £242 тыс., или $500 тыс.). Аукцион фигурирует среди событий «Мемориального зала» выставки «В поле зрения. Эпизоды художественной жизни 1986–1992», которая сейчас идет в фонде «Екатерина», среди таких же принципиально важных для наших 1990-х явлений, как выставки клуба КЛАВА или акция в Сандунах. И фильм об аукционе, который показали в «Екатерине», оказался очень интересным.
Фильм USSR ART был снят продюсером Барбарой Хербих в 1988–1989 годах в английской версии, а русский вариант был сделан специально для единственного показа по телевидению в программе Татьяны Диденко «Тишина #9» в начале 1990-х. VHS-кассету — не исключено, что единственную копию русскоязычного варианта, — в архиве своей студии Art via Video нашла Юлия Овчинникова, одна из кураторов выставки «В поле зрения».
«Это была революция в умах, а не в деньгах», — сказал глава «Сотбис. Россия» Михаил Каменский, перед началом фильма предъявляя публике свой каталог знаменитого аукциона. Лента состоит из кадров торгов, на которых видно совершенно юных аукциониста Симона де Пюри, а в толпе — куратора Иосифа Бакштейна и художника и литератора Дмитрия Пригова. Потом — постаукционная вечеринка, которая проходила на теплоходе, где все, кажется, совершенно пьяные. А потом идут короткие интервью с художниками — сразу после аукциона и примерно через год. Спрашивают их об одном и том же: что почувствовали, когда ваши работы продали так дорого? И все отвечают примерно одинаково, и очевидно, что совершенно искренне: не в деньгах дело. Брускин говорит, что просто не понимает такой огромной суммы, Ирина Нахова — что вся эта суета с деньгами ее просто отвлекает от работы (треть Минкульт должен был забирать себе по условиям организации торгов, потом еще всякие запреты и отчисления, в итоге до художников должно было дойти около 10% суммы, но практически никто денег так и не получил). Однако, как заключает в фильме Дмитрий Пригов в стильно расстегнутой на груди рубашке, «деньги сдули слой самых талантливых художников на Запад». Через год мы видим тех же персонажей в Нью-Йорке, Берлине и Париже, выброшенных из привычного, «квартирного» образа жизни и узкого круга друзей. Эдуард Штейнберг грустно повторяет, что не сможет работать на Западе, — однако он ведь так и остался в Париже. Иван Чуйков, напротив, вроде рад, что русское современное искусство «вышло из изоляции», а сам он в Германии. Илья Кабаков уже просто как рыба в воде.
В целом ощущение от фильма оказалось каким-то щемящим, ведь прошло почти 30 лет — не говоря о том, что это вообще был первый и последний коммерческий аукцион, организованный западным домом на нашей территории.
