Выставка «Блеск и нищета. Образы проституции во Франции (1850–1910)» в Музее Орсе посвящена, пожалуй, самой «французской» из тем в искусстве. Считается, что Париж — мировая столица любви, а также столица греха. Такую репутацию город приобрел в XIX веке. Вместе с мощной реконструкцией, затеянной бароном Жоржем Эженом Османом, подарившим Парижу бульвары с кафе и мюзик-холлами, были отстроены и дома терпимости. Цвела Вторая империя, а вместе с ней и продажная любовь. Главным популяризатором парижских борделей в богемных кругах был Шарль Бодлер. Его страсть разделяли художники: Мане, Тулуз-Лотрек, Вламинк, ван Донген, Пикассо. Но руководствовались они интересами профессиональными — так, по крайней мере, уверяли. Мир куртизанок, больше фантазийный, чем реальный, находил отражение в их картинах. Приятель Бодлера и живописец парижских нравов Второй империи Константен Гис изображал своих моделей нарядными и всячески приукрашенными. Молоденькие плясуньи кабаре сметали своими пышными юбками все границы дозволенного. Завсегдатаем борделей был и Эдгар Дега. Посещал он их с той же регулярностью, что и Парижскую оперу. И проститутками, и балетными «крысятами», хрупкими созданиями в прозрачных купальниках и трико, он пользовался как ученый-анатом: изучал жесты, позы — без всякого восхищения.
Чего не скажешь о Тулуз-Лотреке. Его спальней были дома терпимости на Монмартре, женами — местные девицы, которых он — интеллигентный, образованный, но уродец — обожал и боготворил. Из-за травмы в детстве у мальчика замедлился рост и нарушились пропорции тела. Видимо, отсюда и появился этот характерный ракурс его картин, словно он норовил заглянуть под юбку.
Вторая половина XIХ века — это и расцвет эротической фотографии. Но позирующие на снимках «пансионерки» не впечатляют: уставшие, непривлекательные женщины, которых в бордель загнала нужда. Другое дело — постановочные композиции, подсмотренные в стереоскоп, где статичные сцены принимали объемы и формы, естественно женские.
Со временем продажная любовь вышла из борделей и слилась с повседневной жизнью. Угадать в хорошо одетой даме проститутку становилось все сложнее. Куртизанка легко превращалась, например, в театралку. В партере сидели дамы с мужьями, а знающие толк в «настоящем театре» рвались в ложи, где разыгрывались другие спектакли. Дошло до того, что куртизанок, этих богинь порочного олимпа, и проститутками-то назвать было нельзя. Все обзавелись профессиями. Ну, на худой конец именовались «музами».
Одна из них — Клео де Мерод. Ее писали Дега и Тулуз-Лотрек. А Симона де Бовуар в своем Втором поле все равно поместила ее в главу «Проститутки и гетеры». Де Мерод подала на писательницу в суд и выиграла. «Я танцовщица, а не гетера», — заявила она. Дело было уже в 1950-м. Выставка же останавливается на 1910 годе. А что сегодня? Сегодня социалисты во главе с Франсуа Олландом все думают, как бы «подороже» наказать клиентов проституток. Хорошо, что во Второй империи были более дальновидные политики, а то не было бы многих работ Дега, Тулуз-Лотрека и Мане.
