Когда говорят о женщинах в искусстве, обычно ссылаются на эссе 1971 года Линды Нохлин «Почему не было великих художниц?». Но, как справедливо отмечает Пэрис Спайс-Ганс, независимая исследовательница и автор новой книги «Революция на холсте: художницы на подъеме в Британии и Франции 1760–1830-х годов», то был призыв к действию, попытка изменить ситуацию. Прошло более полувека — и что поменялось с тех пор? Ответ: многое. В мире изданы горы монографий и проведено множество выставок, посвященных художницам из истории, их работы стали прибыльным товаром на арт-рынке. Однако остается вопрос, как оценивать их карьеру. Каковы были их место и вклад в художественный мир, в котором они жили? И в какой степени современная мода на их работы — просто галочка в графе «разнообразие», а не подлинное признание?
Свежая книга призвана вписать художниц, работавших в Великобритании и Франции между 1760 и 1830 годами — в «эпоху революций», в искусствоведческий дискурс, связанный с тем временем. Как утверждает Спайс-Ганс, эта задача требует большей интеллектуальной внятности, чем просто углубление и расширение биографических познаний. В основе ее обзора лежит подробный анализ отчетов о публичных выставках в Лондоне и Париже, главным образом в Королевской академии художеств Великобритании и Академии живописи и скульптуры Франции.
Исследовательские данные представлены в виде диаграмм и графиков, что необычно для книги по истории искусств. Это эффективный способ подчеркнуть, что такие выдающиеся живописцы, как Ангелика Кауфман и Элизабет Виже-Лебрен, были не исключением в «мужском мире», а частью долгой, но подзабытой истории. Женщины постоянно участвовали в выставках того времени: более 800 художниц в Лондоне и не менее 400 в Париже. Суммарно в книге так или иначе упомянуто 1,2 тыс. женских имен. Это удивительная статистика: она разрушает клишированные представления о художницах как о малочисленной группе с полупрофессиональной карьерой.
Спайс-Ганс рассматривает тот период как время первого коллективного подъема женщин, избравших своим поприщем изобразительное искусство. Где они обучались, какие работы выбирали для показов, с кем контактировали в профессиональной среде и как вырабатывали коммерческую хватку, а также каких стратегий придерживались для преодоления препятствий, связанных с их полом, — все эти вопросы рассматриваются в шести главах книги.
Предвзятые суждения здесь постоянно берутся под сомнение.
Например, вместо якобы характерных для женского искусства «натюрмортов» и «цветов» большинство художниц предпочитали экспонировать портреты. Поразительный портрет герцогини Девонширской в образе богини Луны Синтии (1781–1782), написанный Марией Косуэй, умело сочетает элементы «гламура», истории и литературного рассказа. Аделаида Лабиль-Гияр, одна из четырех женщин, принятых тогда во французскую Академию, изображает себя за мольбертом с двумя внимательными ученицами позади. Такого рода автопортретов или изображений коллег-художниц, запечатленных в творческом процессе, известно множество.
Другое подвергнутое критике предубеждение — что женщины в большинстве своем не занимались исторической живописью. Будто бы у них совсем не было доступа к фундаментальным урокам рисования с натуры, и вдобавок, как утверждали в то время, им не хватало «изобретательности». Между тем Анжелика Монже, ученица Жака-Луи Давида, была одной из многих француженок, которые создавали большие многофигурные композиции. При этом чаще всего выбирались сюжеты, где главными героинями были женщины. В таком контексте решение Ангелики Кауфман изобразить на картине «Рисунок» — одной из четырех аллегорий для потолка Королевской академии в Лондоне — женщину, а не мужчину внезапно приобретает больший вес.
В поддержку центральной идеи Спайс-Ганс не классифицировать художниц по якобы типичным их признакам «Революция на холсте» проиллюстрирована в основном портретами и историческими картинами, которые могут стать откровением для читателя. Среди них работы Мари-Гийемин Бенуа, Мари-Женевьевы Бульяр, Мари-Дениз Вильер, Мари-Николь Дюмон (также известной как Вестье), Мари-Виктуар Лемуан, Констанции Майер, Адель Романи. И хотя стремление избежать стереотипов похвально, но, возможно, акцент на исторической и портретной живописи — несмотря на то, что именно они и были двумя важнейшими жанрами эпохи, — означает некоторое искажение истины. В действительности женщины все же писали и натюрморты, и цветы, и портретные миниатюры. Кстати, а где пейзаж? Весьма популярный жанр в тогдашнем Лондоне, но совершенно не обсуждаемый автором.
Контекстом для растущего стремления женщин к творческой карьере и публичности послужила сама эпоха — революционные потрясения, вызвавшие дебаты о демократии и гражданском обществе, которые, в свою очередь, затронули тему женских прав. Спайс-Ганс признает парадокс: творческая свобода художниц в то время росла, однако политическая демократия на них не распространялась. И еще одно неизбежное противоречие в книге, посвященной художницам, — призыв автора встроить их истории в более широкие искусствоведческие нарративы. То есть Спайс-Ганс рассматривает их отдельно — с целью перестать рассматривать их отдельно в дальнейшем. Это, безусловно, конечная цель.
