Как закалялся Дейнека: тело на службе духу, искусство на службе идеологии

Книга Петра Черемушкина «Дейнека. Романтик соцреализма», изданная в легендарной серии «Жизнь замечательных людей», посвящена не только биографии и творчеству одного из наиболее известных и знаковых советских художников, но и политическим обстоятельствам, на фоне которых он работал. Социалистической империи, раскинувшейся на шестую часть планетарной суши, полагалось и художественное осмысление соответствующих масштабов. Так Александр Дейнека (1899–1969), помимо прочего, сделался незаурядным монументалистом.

Одним из символов Московского метрополитена стали мозаики станции «Маяковская». «Пассажир должен забыть про колоссальные перекрытия, под которыми он находится. Мозаикой надо пробить толщу земли в 40 м», — сказано в автобиографической книге Дейнеки «Из моей рабочей практики». Значительны, хотя и не так известны, потому что, вопреки замыслу, были поделены между двумя станциями, мозаики «Павелецкой». Выполненное для фабрики-кухни авиазавода в Филях панно «Гражданская авиация» выставлялось вместе с рядом других работ художника в советском павильоне на Венецианской биеннале 1934 года. А три года спустя его панно «Народное празднество» украсило знаменитый павильон СССР на Всемирной выставке в Париже и служило задником для статуи Сталина. На Сельскохозяйственной выставке 1939 года Дейнека оформлял павильон Бурят-Монголии и создал большое групповое полотно, кажется единственный раз написав портрет вождя народов (картина сгорела в 1977-м). Для высотного здания МГУ художник с учениками выполнил мозаики — портреты деятелей науки и культуры. Возглавлял мастерские по оформлению Дворца съездов, а еще руководил в МИПИДИ (Московском институте прикладного и декоративного искусства) и МГХИ им. Сурикова кафедрами и мастерскими монументального искусства.

Творчество официального советского художника не могло не быть идеологически выдержанным. В то же время талант и характер Дейнеки обычно позволяли ему не становиться только пропагандистом. Пожалуй, описать идеологию его искусства помогают письма и заметки из-за рубежа. Дейнека стремился изобразить социализм с человеческим телом, отсюда его восхищение ренессансной и, в меньшей степени, современной культурой Италии. «Всюду столько старого мрамора, всяких богов, замечательная архитектура… Я не пишу о Микеланджело и других великих… Есть интересная модерная архитектура. Очень суровая и традиционная. Замечателен по размаху и планировке стадион Муссолини» (письмо жене из Рима, апрель 1935 года). Свои военные впечатления и работы он тоже сравнивал с «буйством человека и природы» у Микеланджело. В наши дни едва ли не самой выразительной военной картиной Дейнеки оказывается не «Оборона Севастополя», а «После душа» («После боя»).

Но социализм с человеческим телом сочетался в его творчестве с нечеловеческой душой. Побывав в 1935 году в США, Дейнека сочинил такой рассказ о похождениях автомобиля: «Я рождался частями во многих штатах. Тысячи простых и квалифицированных рабочих отливали, тянули, прилаживали, штамповали мои части. Проверяя качество, упругость, выносливость моих ходовых частей, моего электрического хозяйства, конструкторы и художники вкупе работали над моим экстерьером… С каким презрением я мельком озирал все придорожные кладбища людей и автомобилей». Подобный взгляд художника вполне соответствовал воззрениям кремлевского руководства на людей как на винтики могучей и послушной машины государства. Потому искусство Дейнеки можно назвать тоталитарным, и автор книги Петр Черемушкин, написавший диссертацию о немецком скульпторе Арно Брекере, приводит на сей счет убедительную аргументацию.

К авангарду Дейнека публично относился критически, называл «одноглазой живописью», «кубами да кишечниками», хотя и сам не раз бывал мишенью в ходе кампаний против формализма. Он ведь прошел обучение, хотя и не получил диплома, в одной из цитаделей советского авангарда — ВХУТЕМАСе, учителями его были Игнатий Нивинский, Владимир Фаворский, Давид Штеренберг. Вместе с Андреем Гончаровым и Юрием Пименовым он основал в 1924 году «Объединение трех», позже был одним из лидеров радикального в формальном смысле ОСТа.

В то же время Дейнека с самого начала творческого пути был готов выполнять социальный и политический заказ советской власти. Одним из первых мест его службы был журнал «Безбожник у станка»; стоит привести названия некоторых сатирических рисунков: «Вымещает злобу», «Нетрудовой элемент», «Святая миква», «Припекло», «Священник и корова». И в дальнейшем монументалист Дейнека был прочно интегрирован в номенклатурную систему как художник и как человек. Он был женат на Серафиме Лычевой, дочери одного из руководителей восстания на броненосце «Потемкин». Сам старый большевик в ту пору возглавлял Управление делами ЦК ВКП (б) и курировал строительство и оформление многочисленных партийных зданий. Неоднократно Александр Дейнека представлял советское искусство за границей, ездил в Австрию, Венгрию, Италию, США, Францию, Чехословакию. Сразу после капитуляции Германии был командирован в Берлин. В марте 1945-го его назначили директором только что созданного МИПИДИ, своеобразного «нового издания» ВХУТЕМАСа. В книге Черемушкина подробно рассмотрена эта история. Дейнека пригласил туда Фаворского, Гончарова, Рублева, Томского и других. К сожалению, МИПИДИ вскоре пал жертвой кампании против космополитов. Уже в 1948-м Дейнека был снят с директорства, а в 1952-м расформировали и сам институт.

Тем не менее в 1950–1960-е годы он входил в президиум Академии художеств и имел там немалое влияние. Правда, биограф многократно отмечает его неудачи в аппаратных склоках с Александром Герасимовым, Владимиром Серовым и другими кремлевскими соцреалистами. Петр Черемушкин — сын одного из учеников Дейнеки. Он приводит много мемуарных свидетельств о прямодушии и бесхитростности знаменитого художника.

Возможно, наиболее проницательным наблюдателем был его коллега Александр Лабас: «Слишком много наслоилось в нем от общения с ограниченными людьми, консерваторами до мозга костей, маленькими и ничтожными. Незаметно сам Дейнека приобрел их черты».

С юности художник исповедовал культ здорового тела. В 1960-х здоровье стало ему изменять, а он и не пытался изменить свои привычки. В результате скончался в дни празднования 70-летия, когда его буквально осыпали наградами и почестями. Наверное, в таком повороте судьбы мастера можно усмотреть символическое отражение и всего официального советского искусства, внешне могучего и яркого, внутри — опустошенного.