Первую за 40 лет выставку Алексея Венецианова (1780–1847) готовили к его юбилею — 240-летию со дня рождения — и должны были показать еще в прошлом году, но все планы спутал карантин. Зато в преддверии своей ретроспективы художник успел поучаствовать в «Линии Рафаэля» в Эрмитаже и очень достойно прозвучать на выставке «Мечты о свободе: романтизм в России и Германии» в ГТГ, и эти обстоятельства как бы прибавили ему веса.
У Венецианова в истории русского искусства несколько двойственное положение.
С одной стороны, он одним из первых разглядел идеального героя в такой приземленной натуре, как русское крестьянство, первым создал собственную школу. Но с другой — Венецианов был самоучкой, художником-любителем, землемером по роду занятий, взрастившим себя сам 11-летним копированием старых мастеров в Эрмитаже. И отношение к нему было всегда изумленно-снисходительное. Начиная с Александра Бенуа, который в своей знаменитой «Истории русской живописи в XIX веке» (1902) восклицал: «…Мы вправе с… недоумением спросить: откуда явился Венецианов?» И заканчивая не менее знаменитой «Другой историей русского искусства» (2012) Алексея Бобрикова, который отнес творчество Венецианова к классу «бидермейер» и подклассу «провинциальный сентиментализм» (впрочем, усматривая в его стиле множество достижений, прежде всего в пейзаже).
Однако с такой классификацией не согласна куратор нынешней выставки Светлана Степанова. «Русский бидермейер» она называет «пресловутым» и настаивает, что у европейского бидермейера были совсем другие корни и не всегда европейские явления синхронизируются с русской художественной практикой. Венецианов, он не об уютной жизни, он — о поиске идеала, и поэтому, если и пристегивать его к какому-либо стилю, он ближе к романтической традиции.
Его биография и заслуги в общих чертах давно и хорошо известны. Сын купца, Венецианов родился в 1780 году в Москве, в 22 года переехал в Петербург, служил землемером, но мечтал о стезе художника — часами пропадал в Эрмитаже, брал уроки живописи у Владимира Боровиковского. В 31 год за портрет профессора Головачевского с учениками получил звание академика живописи, в 35 женился на дворянке Марфе Азарьевой, в 39 оставил службу и вместе с семьей поселился в имении Сафонково Тульской губернии. С середины 1820-х выставлялся в Санкт-Петербурге и имел успех. Просвещенную публику очаровали его чистые, пригожие, кроткие и наивные крестьяне (после войны 1812 года русская тема была в моде), картину «Гумно» приобрел Александр I.
Все заработанные деньги Венецианов тратил на собственную школу, за 20 лет в ней прошли обучение порядка 70 человек.
Среди них были выдающиеся живописцы, как, например, Алексей Тыранов (1808–1859), награжденный впоследствии малой золотой медалью Академии художеств, крепостной крестьянин с трагической судьбой Григорий Сорока (1823–1864), Аполлон Мокрицкий (1810–1870), в будущем ученик Карла Брюллова, и другие. Сам Венецианов писал не только крестьян, но и портреты, и иконы для церквей. Погиб он в 67 лет: на зимней дороге на полном ходу перевернулась его кибитка, он запутался в вожжах и получил увечья, несовместимые с жизнью.
В последние годы вокруг имени Венецианова кипят страсти: широкую огласку получили тайные обстоятельства его личной жизни. Оказалось, он был не только фанатично преданным искусству человеком, но и мужем-абьюзером и помещиком-самодуром, и есть версия, что его странная смерть на самом деле была крестьянской расправой.
Источником компромата во многом стали воспоминания (1861) Марии Каменской (1817–1898), дочери художника Федора Толстого. При этом не учитывают тот факт, что дочь самого Венецианова, Александра Алексеевна (1816–1882), была возмущена ее пасквилем. В своих записках она вывела отца вполне разумным человеком, что называется, крепким хозяйственником, заинтересованным агрономом, с уважением относившимся к крестьянам.
Страсти кипят и в искусствоведческой литературе. Дискутируется вопрос, как следует понимать манифест Венецианова «рисовать а-ля натура». Его крестьянские картины, особенно ключевые, такие как «На пашне. Весна» (1820-е), «На жатве. Лето» (1820-е), «Спящий пастушок» (1823–1824), не говоря уже о сверхзнаменитом полотне «Гумно» (1822–1823), больше напоминают некие концепты, проиллюстрированные фигурами крестьян. Если бы Венецианов рисовал с натуры, никогда бы он не поставил босую крестьянку на холодную весеннюю пашню.
Исследователи склоняются к мнению, что вольно или невольно Алексей Гаврилович воплощал идеи масонов (см. статью Вадима Михайлина и Галины Беляевой «„В начале вещей ни невинности, ни наивности нет“: художник А.Венецианов у истоков русского национального типажа и пейзажа», НЛО, № 6, 2018). Не то чтобы сам Венецианов был мистически настроен, но вот его покупатели и покровители масонской проблематикой живо интересовались, и, возможно, художник попал в информационное облако.
Как бы то ни было, ни этические проблемы, ни наличие или отсутствие масонской символики не отменяют пластических достоинств Венецианова. Будучи любителем, он заново открыл законы классического искусства (построение композиции, цветовые сочетания, свет) и сделал это так искренне, просто и безыскусно, что лучшие его образы превратились в символы самой гармонии.
Выставка наверняка даст старт оживленному обмену мнениями.
Мы увидим 60 работ — произведения самого мэтра и его учеников. Из редкостей — пастельные копии, которые Венецианов делал с эрмитажных картин. Из Эрмитажа же привезли «Интерьер капуцинского монастыря» Франсуа Мариуса Гране — этот художник оказал на Алексея Гавриловича огромное влияние. Из частных коллекций на выставку попала «Капитолина из Тронихи» — живописная копия кисти Ивана Бугаевского-Благодарного с утраченного венециановского оригинала, известного по литографии. Из Твери приехал «Автопортрет» Тыранова, из Нижнего Новгорода — «Девочка с гармоникой» Сороки. Все шедевры получили достаточно воздуха, продуманы свет, экспозиция, драматургия зрительских переживаний. Выставка называется «Пространство, свет и тишина». Куратор Светлана Степанова не относит ее к разряду выставок-бестселлеров — это будет такой скромный бриллиант. «Венецианов — художник камерный, — говорит она, — но масштаб художника не всегда определяется размерами его полотен».
Государственная Третьяковская галерея
«Пространство, свет и тишина»
До 6 февраля 2022
