Книжная премудрость

«Искусство печатной книги в России XVI–XXI веков» оказалась последней книгой, написанной Юрием Герчуком: когда издание готовилось к печати, известный отечественный исследователь книги и графики скончался.

В библиографии Юрия Герчука множество публикаций по искусству книги и графики, но рецензируемый труд в этом ряду стал обобщающим, он основан на тех же положениях, что были выдвинуты в его «Художественной структуре книги», многие годы сохраняющей свое значение. Теперь рядом с хрестоматийным учебным пособием, впервые увидевшим свет в 1984 году (и недавно переизданным), встанет книга, которую выпустило петербургское издательство «Коло».

Поскольку издание посвящено искусству книги, начнем с макета и внешнего вида. Это 500 страниц формата in octavo, он же «большая октава». На суперобложке — орнамент, больше подходящий для форзацной бумаги. Название на переплете и крышке выполнено конгревом (правда, на лицевой стороне книги штамп мог бы быть немного крупнее).

Внутри — журнальная верстка в две колонки. Гарнитура «бажановская» разработана в середине 1950-х годов, и все указывает на то, что книга равняется на академические издания послевоенного времени. Если положить рядом, скажем, «Древнерусскую книжную гравюру» Алексея Сидорова 1951 года издания, то впечатление усилится. Можно представить, что эта книга выполнена высокой печатью, создающей, в отличие от офсета, объемность и тактильность страниц, — но это давным-давно из области несбыточных пожеланий.

Здесь по 200 штриховых черно-белых иллюстраций в каждой главе и более 115 цветных на вклейках. На каждую главу приходится по несколько цветных вкладок, а внутри текста все иллюстрации сделаны монохромными и положены на плашку цвета топленого молока.

Перед издателями стояла задача вместить в обозримый объем очень большой текст с иллюстрациями, так что был выбран предельно малый кегль, но благодаря макету, который выглядит продуманным и стройным, это совсем не усложняет чтение.

Набор разбивается иллюстрациями крупного формата на всю полосу или же на полполосы, что для однообразного макета не выглядит особенно гармоничным. Порядок следования внутритекстовых иллюстраций привязан к содержанию, но данные в скобках курсивом номера картинок с трудом отыскиваются в тексте.

Все работает на то, чтобы воспринимать эту книгу не как альбом, а как серьезное научное издание, — таким было и пожелание автора. После его смерти иллюстративный ряд остался в компетенции издательства, которое с честью справилось со сложной задачей.

В конце XX века «художественность» книги все больше становится заслугой художника-иллюстратора, а с распространением электронного чтения остается всего несколько областей книжной культуры, прежде всего иллюстрированные издания: детские книги, издания по искусству и роскошные подарочные тома.

На этих страницах охвачена вся история русской иллюстрированной книги с середины XVI по начало XXI века, более 450 лет, поэтому издание можно использовать как учебник. Не забывая об этой функции, Юрий Герчук при каждом повороте событий уделяет не меньше абзаца общеисторическим сведениям.

При этом с точки зрения методологии перед нами текст, сфокусированный исключительно на вопросах искусства, социальной или политической проблематики автор касается лишь изредка. Основанное на исторической логике повествование очень четко разбито на три части, главы внутри них и разделы внутри каждой главы.

Автор не подразумевает сквозного последовательного чтения, но провоцирует именно такой подход к тексту. Например, различные художники и стили на протяжении одного XX века переходят из главы в главу. Чем дальше, тем искусство книги становится все более разветвленным, так что приходится учитывать всю книжную типологию, начинать с популярных шрифтовых гарнитур и заканчивать собственно иллюстрацией как взрослых, так и детских изданий. Тут Юрий Герчук старается высвечивать редкие книги, доставая их со второго ряда своей книжной полки.

История искусства, одного из его видов, по определению должна быть свободна от критической пристрастности, но это требование не распространяется на автора многих искусствоведческих трудов разных жанров. Конечно, невозможно уделить равное внимание всем заслуживающим того книгам, поэтому, скажем, историю русской футуристической книги лучше изучать по монографии Евгения Ковтуна: в главе из третьей части книги Герчуку сложно за общими стилевыми формулировками скрыть чуждость для себя подобной эстетики. Все формальные находки авторов 1910-х годов в тексте и иллюстрации остаются для исследователя «экзотами», а ведь про издания круга «Мира искусства» тех же лет он пишет с несравненно большей заинтересованностью и теплотой. И к конструктивистской книге Эль Лисицкого автор тоже заходит через детскую... Недаром в последней главе, написанной совместно с дочерью и посвященной изданиям и тенденциям наших дней, он признает жанр «книги художника», но отказывает в праве называться книгой различным бук-объектам.

Каков же идеал Юрия Герчука в искусстве книги, что он отмечает не как историк искусства, а как художественный критик, какие признаки выделяет особенно? Структурная четкость, ясность, внятность, обилие на странице «воздуха» — в общем, все то, что можно определить как читаемость, и здесь полностью совпадают установки автора и читателя.