Несколько лет тому назад был модным на бескрайних просторах Рунета «Превед, медвед!». И вот наконец «русский медведь» стал поводом для сборника статей, опубликованных как научное приложение к «Новому литературному обозрению».
Первая часть книги — про «медведей вообще». Она растекается от библейских коннотаций до «культа медведей в верованиях крестьян Сибири» и уже с самого начала вызывает легкое недоумение, потому что к современному образу «русского медведя» все эти материалы относятся косвенно. С тем же успехом можно было публиковать в сборнике статьи про биологические механизмы защиты детенышей у медвежьих.
Вторая часть относится к «исследованиям медиа», хотя составители нигде не формулируют таким образом свою задачу. Что странно, потому что у этой науки есть свой предмет, свои задачи, свои методы и свои центры изучения. Этот раздел больше всех остальных; там показано, как развивался образ медведя в новой независимой Латвии, как он выглядел в норвежской прессе ХХI века или изображался в немецкой карикатуре между двумя мировыми войнами. По сути эта, главная, часть книги читается как сборник трудов с одной научной конференции. Слабое место большинства статей — источники. Также симптоматично, что редакторы не разделяют визуальные образы и словесные. И там, где дело доходит наконец до современного искусства (третий раздел), это играет свою роковую роль. Медведь в постсоветском искусстве не последний герой. «Семантике и прагматике образа» посвящена заметка Людмилы Кривцовой. И тут я сталкиваюсь с любопытным феноменом, который мне хорошо известен как преподавателю. Он называется «вики-знание», и для него характерны следующие черты. Первая — основным источником информации в век «вики-знания» является Интернет, и большинство ссылок в этой статье ведет к сайтам. Вторая — у «вики-критиков» отсутствует иерархия: для них существует одно бескрайнее информационное поле, из которого вываливаются знания, и неважно, идет ли речь о «жежешке» uborshizza или журнале «Эксперт», галерейном сайте или портале Законодательного собрания Санкт-Петербурга. Все эти источники представляются как равно информированные, так и равноценные. В-третьих, полностью отсутствует не только критика источников, но и простое понимание того, чем источник отличается от литературы, а образ — от его интерпретаций. В результате ценность исследования полностью нивелируется благодаря ничтожности методологии.
Третий раздел книги в потенциале самый интересный. Он посвящен «проблемам функционирования медведя в качестве национального символа в сегодняшней России». Вот где нашлось бы место и для исследования символики «Единой России», и для анализа мема «Превед, медвед!», но… ни того, ни другого мы в книге не найдем. Острые углы сглажены, самые важные проблемы обойдены, и на выходе мы получаем маркетинговый анализ, социологический опрос, киноведческое исследование и околоискусствоведческую статью. Единственное, что более-менее любопытно, — это выделение «медвежьих» черт в репрезентации Бориса Ельцина. Но… начинаем искать поле исследования, и находим его... опять же в Интернете. И тут, среди цитат, речь американского сановника Строуба Тэлботта переплетается с дискуссией на сайте журнала «Русский переплет». По сути, разговор идет об образе Бориса-медведя, каким он выпрыгивает из «поисковика». При этом «поисковик» для авторов представляет собой некую реальность. Это не Google, не «Яндекс» и не иные отдельные поисковые системы — это мир вообще. То есть критика Интернета как медиа и анализ его манипулятивных механизмов при таком подходе отсутствуют. Это можно назвать наивным восприятием медиа.
По ведомству какой науки проходит этот сборник? «История, семиотика, политика» — гласит подзаголовок. При этом историческое исследование в книге одно — замечательная статья Евгения Пчелова по старинной русской геральдике, но она — из совершенно другого контекстного ряда. Может быть, под «политикой» составители имели в виду «политологию», но уже чтение вступительной статьи заставляет заподозрить, что ее авторы не являются специалистами в этой области (они, например, считают Норвегию «преимущественно нейтральной» страной, хотя Норвегия — один из членов-основателей НАТО, так меня в средней школе учили). Тема-то интересна, но исследования нет.
Есть такое мнение, что существует «гуманитарная наука». Мнение это ничем, кроме смутных догадок, не подкреплено. Потому что у каждой из отдельных наук есть и своя методология, и своя область применения. Но у «гуманитарной науки вообще» нет ни того, ни другого. И «русский медведь», перебегая от социолога к этнографу, от фольклориста к исследователю медиа, теряет свою берлогу.
