Исчезнувшая империя шелка и ситца в Музее Москвы

Выставка «Ткани Москвы» в Музее Москвы рассказывает о столичном ткацком производстве — о фабриках, их продукции и работавших там художницах. Казалось, она должна быть познавательной и привлекательной для глаза: образцы тканей разнообразны и красочны. Ничего более от выставки не ожидаешь — никаких серьезных идей и глубоких размышлений, разве только наблюдение, как большие стили и художественные направления проявляются в «тряпочках», то есть в дизайне тканей.

Но выставка получилась куда серьезнее. Рассказав о почти исчезнувшем материальном мире — мире материй, она стала поводом осознать, насколько радикально изменился наш визуальный мир. Куда и почему ушли из него цветочки, горошки, птички, орнаменты, полоски и фольклорные котики, так радовавшие когда-то глаз? Рисунок почти исчез из одежды, разве что изредка появляясь в угоду моде; цвет, конечно, присутствует, но главенствует уже много лет индиго на дениме. В одежде ткани потеснил трикотаж. В обивочных и декоративных тканях рисунок остался, но скромный: глаз современного человека, вечно возбужденный экранами, требует покоя.

Как известно, орнамент был изгнан из архитектуры 100 лет назад. Из материи тоже, но позже. Стиль времени естественно проявляется в дизайне, в том числе тканей, бывает, надолго там задерживаясь по разным причинам, национальным и идеологическим. Выставка «Ткани Москвы» последовательно эти трансформации демонстрирует, начиная с рассказа о дореволюционных московских ткацких фабриках, заимствовавших рисунки для тканей у французов.

В начале ХХ века и появляются шелка и сатины с гибкими и пышными цветами модерна. Их образцы показаны в экспозиции рядом с тканями патриотическими. Так, фабрика «К.О.Жиро и сыновья», после национализации ставшая «Красной розой», выпустила к 100-летию победы над Наполеоном материю, где среди декоративных роз прячутся сцены пленения французов русскими крестьянами и бегства Бонапарта по осеннему бездорожью. После этого раздел, посвященный агитационному текстилю, видится продолжением национальной традиции не относиться к бытовым вещам легкомысленно.

Причем преемственность проявляется не только в идейности, но и в формальных решениях. Если большие художницы — Любовь Попова и Варвара Степанова — сочиняли рисунки действительно авангардные, модернистские, нефигуративные, то рядовые ученицы текстильного факультета Вхутемаса, где разрабатывался пролетарский дизайн, вписывали новые сюжеты в традиционные схемы. Дирижабли у них летали птичками, шестеренки походили на розы, корабли — на уточек. Но цветовое решение ситцев было лаконичнее и сдержаннее, чем у предшественников, без жизнерадостной пестроты и нарядности.

В 1932 году — рассказывает выставка — было принято постановление Совета народных комиссаров РСФСР «О недопустимости выработки рядом предприятий тканей с плохими и неуместными рисунками». Исполняя его, самолеты опять превратили в птичек, а шестеренки — в цветочки. Позже уже трудно говорить о генеральном стилистическом направлении, хотя предпочтения 1960-х годов очевидны: абстрактные рисунки потеснили цветочные, появились спутники и ракеты — впрочем, ненадолго. Но гораздо важнее общей тенденции и указаний моды на дизайн того времени влияют личности художниц, их художественные пристрастия.

Самый ценный раздел выставки — персоналии 12 художниц, работавших на московских ткацких фабриках в разные годы. Мария Ануфриева, пришедшая в 1930-е годы на Трехгорную мануфактуру, виртуозно и элегантно вписывала звезды, тракторы и девушек с веслом в орнамент нарядных тканей. Анна Андреева всю жизнь создавала на «Красной розе» гармоничные тематические рисунки, для нее московская архитектура — от памятников до пятиэтажек — стала поводом для решения чисто пластических задач. Лариса Рубцова делала рисунки в стиле оп-арт и психоделические (что невозможно было в станковой живописи — дозволялось, вернее, не замечалось в дизайне и прикладном искусстве).

Рубцова — заслуженный художник России, профессор Строгановки, почетный академик РАХ. В брежневские годы к художникам-прикладникам было особое внимание: их выставляли, о них писали в журнале «Декоративное искусство СССР». Но их положение на производстве не было комфортным. Даже членам Союза художников не выделяли «творческие» дни, самые интересные эскизы не пускали в производство, «гнавшие план» в условиях дефицита фабрики не были заинтересованы в обновлении ассортимента.

Ну а потом внезапно наступил конец московской текстильной эпохи, из десятков фабрик не осталось ни одной. Дорогие и дешевые импортные ткани и готовая одежда вытеснили с рынка родные шелка и ситцы. В бывших фабричных цехах сегодня обосновались офисы. И не только в Москве — во всех мировых столицах и бывших городах-фабриках.

Насколько мощным экономически и интересным эстетически было столичное ткацкое производство, сегодня мало кто вспоминает. Кураторам Александре Селивановой и Ксении Гусевой удалось в музейном пространстве восстановить образ этого исчезнувшего мира. Выставка «Ткани Москвы» получилась эпической и очень красивой.

Музей Москвы
Ткани Москвы
До 15 декабря