Илья Кабаков про человека, живущего в своем телефоне
Выставка «В будущее возьмут не всех» подтверждает: большой художник всегда существует в настоящем времени
Художник Илья Кабаков огромен. Его выставки больше трех десятилетий идут по всему миру и занимают экспозиционные площади не меньшие, чем площади городские. Он много написал о себе, и о нем много писали, пишут и будут писать. Он, кажется, рассказал о себе в интервью и фильмах если не все, то все, что хотел. «Гараж», как многие помнят, открылся десять лет назад его мегавыставкой, занявшей столько места в городе, что никому другому не потянуть. Кажется, что все о нем уже знаешь, и идешь на его новую выставку в уверенности, что отдаешь дань уважения и признательности действительно большому, буду осторожна с эпитетами, художнику. Но неизменно, по крайней мере, со мной именно так, не только видишь новое (ведь он не останавливается и работает), но видишь по-новому то, что уже, казалось, выучил наизусть.
Открывшаяся в Новой Третьяковке выставка «В будущее возьмут не всех» Ильи и Эмилии Кабаковых уже была показана в лондонской Тейт Модерн и петербургском Эрмитаже. Все три экспозиции по наполнению схожи, выстроены по авторскому плану, но не тождественны. В Третьяковке можно увидеть вещи из частных собраний, раньше публично не демонстрировавшиеся. Но они на выставке не главные и непрофессиональному зрителю не так и важны, как общее оглушительное впечатление от встроенной в лабиринт вселенной.
Одно из главных и для многих новых сочинений здесь — «Лабиринт. Альбом моей матери», лабиринт в выставочном лабиринте, который физически тяжело пройти, настолько он клаустрофобичен, а уж прочитать исписанные листки с рассказом о жизни Берты Юрьевны Солодухиной без кома в горле просто невозможно. Кабаков — мастер не выжимать слезу, а подавлять рыдания. Но выход из лабиринта есть — прямо к «Встрече с ангелом», в мир иной. Выставка большая, сложная, интеллектуально и эмоционально насыщенная, и я не берусь здесь ее подробно описывать и разбирать, только остановлюсь на одном ощущении, на новом зрительском переживании.
Сделаю только два не относящихся к нему замечания. Первое и важное: архитектор Евгений Асс сделал для выставки конгениальное художнику пространство, изменив главный выставочный зал на Крымском Валу до полной неузнаваемости. Второе, личное: впервые я рассмотрела живопись Кабакова как живопись, и она мне очень понравилась. И ранние, и поздние вещи, когда автор не прячется за персонажем, вымышленным живописцем-неудачником.
Теперь о моем главном впечатлении. То, что Кабаков — художник не антисоветский, что он давно вышел за когда-то очерченные ему рамки мифологизатора коммунального быта и московского концептуализма, давно известно. Но он действительно актуален сегодня, и это поражает.
Вот читаешь на выставке хрестоматийную доску «Ответы экспериментальной группы» 1970–1971 гг.: «Николай Павлович Малышев: “Здесь я повешу свой новый плащ”. Николай Аркадьевич Кривов: “Этот паровоз я купил для своего сына…” Анна Борисовна Городовина: “Я ничего не понимаю”», — и вспоминаешь Facebook. А разговор в любом сегодняшнем офисе: «У тебя есть скотч, Влад? — Где моя чашка, Настя? — Одолжите сахар!» — словно выписан из кабаковских альбомов. Коммунальный диалог, не меняя своей формы и сути, переселяется из коммунальной кухни в новое пространство вынужденного общежития и неизбежного отчуждения. Переезжает в офис с его ненавистным оупенспейсом, где все у всех на виду и никто ни на кого смотреть не хочет.
Знаменитая инсталляция «Человек, улетевший в космос из своей комнаты» видится сегодня местом обитания лузера-юзера, улетевшего спасаться в светящуюся бездну экрана. А «Вшкафусидящий Примаков» с комментарием: «Он совсем маленьким стал забираться в шкаф и там прятаться. Все свои игрушки он перетащил туда» — это ли не мы, прячущиеся в свой компьютер, не снимающие наушников в общественном транспорте, предпочитающие письменное общение сообщениями живому разговору глаза в глаза (так безопаснее)?
Нынешние технические возможности созданы на благо эскаписту, главному и лирическому герою творчества Кабакова, художника бесстрашного освоения пространства. И это парадокс и фантастика. Ну, на то он и классик, чтобы всегда понимать нас.
