Валерий Подорога родился в 1946 году в Москве. Окончил философский факультет МГУ, затем аспирантуру Института философии АН СССР. В 1992 году стал доктором философских наук. Заведующий сектором аналитической антропологии Института философии РАН, лауреат Премии Андрея Белого (2001) за тексты в книгах «Мастерская визуальной антропологии» и «Тетради по аналитической антропологии. Авто-био-графия», Премии Кандинского (2015) за работу «Второй экран. С.Эйзенштейн и кинематограф насилия» (в двух томах), автор более 20 книг. Главным достижением Подороги считается разработка аналитической антропологии как философской дисциплины.
Прощание с Валерием Александровичем состоится в зале гражданской панихиды Городской клинической больницы имени Боткина 13 августа.
Об ученом, руководителе сектора аналитической антропологии Института философии РАН Валерии Подороге, скончавшемся в Москве на 74-м году жизни, вспоминает куратор Виктор Мизиано.
«Масштаб любой личности измеряется той пустотой, которую она после себя оставляет. То пространство, та пустота, которая осталась после ухода Валерия Подороги, — она колоссальная и действительно невосполнимая.
По крайней мере, она невосполнима для интеллектуалов, критиков, художников моего поколения. Художников, которые вошли в искусство в конце 1980-х и действовали в 1990-е годы, определив собой его постсоветский период. Я обозначил бы две вещи, два понятия, которые полностью ассоциируются для нас всех с Валерием Подорогой, с его идеями, его способом жизни в культуре, с его способом взаимодействия с искусством, с художниками, деятелями художественной сцены.
Первая из них состоит в том, что именно Валерий в какой-то мере был главным ориентиром в понимании искусства его поздней концептуальной и постконцептуальной ситуации, то есть поколения молодых концептуалистов 1980-х и художников 1990-х годов. Именно Валерий понимал искусство как науку, как интеллектуальную работу. Не искусство как ремесло, не искусство как мастерство, а искусство как интеллектуальную работу, как форму, один из самых эффективных способов осмысления и понятийного обозначения мира. Его идеи, его способ высказывания в искусстве, его фигура действительно для всех нас были неким замковым камнем, который скреплял собой ту картину мира и ту картину искусства, которые мы создавали и которым мы следовали.
И второе понятие, тоже крайне важное, состоит в том, что Валерий понимал эту интеллектуальную работу как нечто очень серьезное. Сам он обладал прекрасным чувством юмора, его шутки, бутады, иронические определения сопровождают меня уже многие годы. Но при этом все-таки он считал, что эта интеллектуальная работа очень серьезна, она требует ответственности, очень большого посвящения себя этому делу. Если попытаться найти одно слово, одно понятие, то для него интеллектуальная работа, творческая работа узнавала себя в понятии усилия. Произведение, мысль рождаются через усилие, через максимальную концентрацию воли и сознания.
Вот один эпизод из моего опыта совместной работы с Валерием — в 1993–1994 годах, в рамках Лаборатории визуальной антропологии, которая осталась одним из моих главных кураторских и творческих проектов той эпохи. Тогда в течение года Валерий работал совместно с группой крайне важных для 1990-х годов художников: Юрием Лейдерманом, Анатолием Осмоловским, Владимиром Сальниковым, Вадимом Фишкиным и целым рядом других. И мне запомнилось его высказывание в момент, когда мы говорили о творчестве. „Если мы что-то делаем, если себя чему-то посвящаем, нужно максимально себя в это вложить, нужно действовать так, чтобы рвались жилы“. При этом он откинул голову назад и провел ладонью по горлу. Это был очень сильный драматический, даже по-своему театральный, жест, который запомнился и мне, и художникам.
Помню, как-то сидя с Лейдерманом и Осмоловским, мы вспоминали опыт совместной работы с Валерием, и из памяти выплыл именно этот момент, это его высказывание и жест. И вот удивительная вещь: когда я стал работать над изданием книги „Мастерская визуальной антропологии“, которая вышла сильно позднее, в 2001 году, я вдруг обнаружил, что в стенограмме наших заседаний нет этого момента. Тогда я прослушал всю запись — и тоже его не нашел. Просмотрел всю видеозапись — и там не было этой сцены. По всей видимости, время 2000-х было уже эпохой цинизма, так называемого постсоветского постмодернизма, и такое ощущение, что архив уничтожил себя в пользу нового духа времени. Но слава Богу, что и я, и художники, которые работали совместно с Валерием, хранят это в своей памяти. И сейчас, когда Валерия с нами уже нет, именно эта живая память стала крайне важной, и она останется с нами до конца и наших дней».
