Как известно, наиболее преданным почитателем и собирателем произведений Анатолия Зверева (1931–1986) был Георгий Костаки (1913–1990). Именно его коллекция пять лет назад легла в основу московского Музея AZ. Но Костаки был не одинок в этом своем пристрастии. Зверевым интересовались и другие ценители, причем еще в 1950-е годы, когда художник только начинал получать признание в неофициальных кругах. Среди тех немногих, кто по достоинству оценил раннего Зверева, оказался и Димитрий Апазидис (1918–1994), сотрудник сначала греческого, а позже шведского посольства, соотечественник и друг Костаки. Прочий дипкорпус подтянулся к ним позже.
До своего отъезда в 1974 году из Москвы в Стокгольм Апазидис приобрел у автора несколько сотен работ, графических и живописных. После смерти коллекционера его собрание опекают сыновья, Георгий и Николас Апазидисы. При их содействии и по инициативе основательниц упомянутого Музея AZ Наталии Опалевой и Полины Лобачевской около 250 произведений демонстрировались в Москве на выставке «Жизнь и приключения Анатолия Зверева». Так же назван и каталог — с подзаголовком «Молодые годы».
Действительно, почти все вещи здесь датированы 1950–1960-ми годами, с редкими вкраплениями начала 1970-х. Именно этот период знатоки считают наиболее значимым в творчестве Зверева. Немаловажно и то, что своему «постоянному клиенту» художник иногда предлагал целые подборки — в виде серий или тематических блоков. Такие работы в каталоге закономерно соседствуют, и любопытно сравнивать их между собой, будь то зарисовки лыжников или типажные портреты обитателей родного для Зверева района Сокольники. Особая же биографическая печать ложится на еще одну серию портретов, где изображены члены семьи художника — жена Люся и дочь Верочка. Надо сказать, матримониальные мотивы были совсем не характерны для этого «странствующего рыцаря».
Другая редкость — гуашевые или фломастерные беспредметные композиции начала 1960-х. В каталоге они опубликованы в разделе под названием «Супрематика»; впрочем, геометрические элементы играют в этих работах совсем иную роль, нежели подразумевалось Малевичем. Они тяготеют к бессознательной игре на грани анархии, что отсылает, скорее, к приемам ташизма, еще недавно крайне модного в Западной Европе, а советской аудитории знакомого разве что по репродукциям в заграничных журналах. Хотя Зверев и без западных влияний был прирожденным, причем необузданным, экспрессионистом — вероятно, это и должен подчеркнуть несколько эксцентричный дизайн каталога.
Поскольку речь идет о единой коллекции, довольно логично, что главным рассказчиком в издании выступает сам Димитрий Апазидис. Его мемуары воспроизведены здесь или в формате личных высказываний, или в пересказе других участников событий — сына Георгия и знаменитого реставратора Саввы Ямщикова (1938–2009). Однако вербальным лейтмотивом, а не только визуальным, оказывается все тот же Зверев. Каталог испещрен его афоризмами наподобие «Гремят колеса трамваев — живопись» или «Художник должен быть свидетелем дел животного и растительного мира». Или еще вот такое: «Истинное искусство должно быть свободным, что очень трудно, потому что жизнь скованна».
