Книга Скотта Нетерсоула «Искусство и насилие во Флоренции периода Раннего Возрождения» затрагивает одно из характерных, но редко обсуждаемых противоречий итальянского Ренессанса. Автор исследует вопрос о том, каким образом художественное движение, основанное на принципах гуманизма и цивилизации, породило многочисленные изображения жестокости. Нетерсоул ставит перед собой задачу определить, почему культура требовала подобных картин и «как это соотносилось, если действительно существовало, с опытом».
Изображение сцен насилия мы нередко воспринимаем как свидетельство жестокости самого общества. Однако, по мнению автора книги, такой подход равно несостоятелен как в отношении XXI века, так и в случае Флоренции эпохи Возрождения. В ту пору Флоренция была не менее и не более жестокой, чем ее соседи. И нельзя сказать, что типичные для того времени сцены жестокости, например распятие Христа, были здесь написаны с последовательным реализмом. Однако это был город, в культуре которого изображение насилия несло в себе множество функций и смыслов. Исследователь утверждает, что «эстетика жестокости», возникшая тогда во Флоренции, имела влияние на все последующее западное искусство.
Книга начинается с описания подлинного исторического эпизода. Автор обращает наше внимание на визуальную сторону наказания, которое было определено заговорщикам Пацци — убийцам Джулиано де Медичи, брата Лоренцо Великолепного. Труп мессира Якопо де Пацци был эксгумирован из церковной земли и перезахоронен на кладбище около того места, где обычно проходили казни, затем его выкопали еще раз, волоком протащили по всему городу и сбросили в реку Арно.
Нетерсоул утверждает, что многие флорентийские сцены жестокости выглядят убедительными именно потому, что помещены художниками в узнаваемые пейзажи.
Далее автор рассматривает жестокость в религиозном искусстве Флоренции на примере картин со сценой бичевания Христа. Исследователь отмечает, что во многих случаях его тело выглядит почти совершенным и неповрежденным. Это явно противоречит ранним прототипам из Сиены — как и популярной религиозной литературе того времени, призывавшей читателей поразмышлять над физической болью Христа, которую он перенес, спасая их души. Ученый уверен, впрочем, что подобные изображения воздействовали иным способом: зритель мог предпочесть видеть прекрасное тело как символ Его чистоты — и уже в собственном воображении представить Его с отметинами страданий.
Еще один раздел книги исследует искусство, созданное в местном контексте — и светском, и религиозном. Почему флорентийцы заказывали изображения крайнего разрушения и насилия? Выводы Нетерсоула основываются на глубоком понимании того, что именно считалось «цивилизованными» добродетелями. Решение заказчиков подобных произведений привнести брутальность в свой дом свидетельствовало об их гуманистических взглядах и знакомстве с античной культурой. По мнению автора, главными ее образцами, известными и художникам и заказчикам XV века, были саркофаги. В подражание античности многие художники, включая Бертольдо ди Джованни, Микеланджело и Антонио дель Поллайоло, брались за сюжеты с проявлениями крайней жестокости.
Книга Нетерсоула представляет собой нечто большее, чем всего лишь серию предметных исследований. Сила авторских аргументов исходит из общей элегантной структуры и еще из естественности, с которой исследователь переходит от изучения изображений, связанных с реальной жестокостью, к тем, где ее воспроизведение становится проявлением мастерства. Именно это последнее, утверждает Нетерсоул, лежит в основе умудренности флорентийских художников и заказчиков — и, в более широком смысле, всей западной цивилизации. «Мы не получаем удовольствия от жестокости как таковой, но смакуем ее изображение», — заключает автор.
