18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Сегодня Баухауc постоянно привлекает к себе внимание всех интересующихся архитектурой, искусством и дизайном, но чаще всего воспринимается как что-то очень далекое и безусловно иностранное. Между тем преподаватели и студенты школы глубоко интересовались происходящим в нашей стране, в особенности в период, когда директором Баухауcа был Ханнес Майер, о котором на русском языке до сих пор не опубликовано ни одной книги. А ведь именно он, уехав из Дессау в Москву, заявлял, что это для него не что иное, как «бегство в жизнь».
«Творчество в условиях капитализма немыслимо!»
Именно так называется опубликованная в «Правде» в 1930 году заметка, в которой сообщается о том, что один из крупнейших архитекторов Европы в ближайшие дни уезжает в СССР. Швейцарец Ханс Эмиль (Ханнес) Майер (1889–1954) к тому времени прославился проектами школы «Петерсшуле» в Базеле и дворца Лиги Наций в Женеве, которые он создал совместно с Хансом Витвером в 1926 году. В 1927-м Майер был приглашен в Баухауc как руководитель архитектурного отделения, в 1928 году стал директором школы.
В беседе с корреспондентом Майер дал волю всему своему восторженному идеализму и энтузиазму, с которым отправлялся в страну, «где куется действительная пролетарская культура, где созидается социализм, где существует то общество, за которое мы боролись здесь, в условиях капитализма». Собственно, эта политическая бескомпромиссность и послужила причиной его увольнения со столь почетной должности директора уже тогда знаменитого Баухауcа.
Напомним, школа Баухауc (Bauhaus, от нем. bau — строить, haus — дом) возникла в Веймаре в 1919 году в результате объединения Саксонско-Веймарской высшей школы изобразительных искусств и Саксонско-Веймарской школы прикладного искусства. Руководили школой архитекторы Вальтер Гропиус (1919–1927), Ханнес Майер (1928–1930) и Людвиг Мис ван дер Роэ (1930–1933). С 1925 года Баухауc располагался в Дессау, с 1932-го — в Берлине. Закрылась школа в 1933 году в результате конфликтов с правительством нацистов. Благодаря эмиграции ее выпускников в США и Англию стиль «баухауc» получил широкое распространение и стал ярким явлением в искусстве и архитектуре XX века. Баухауc провозгласил равенство между «высоким» искусством и ремеслом, поэтому основной формой обучения была работа в мастерских (ткацкой, столярной, металлической и т. д.). Поставив целью разработку стандартных предметов для промышленного производства, Баухаус фактически основал современный дизайн, и многие из созданных в его мастерских объектов сегодня считаются «иконами». В Баухауcе преподавали ярчайшие мастера модернистского искусства: Пауль Клее, Василий Кандинский, Ласло Мохой-Надь и другие, которые отказались от принципов академической педагогики. Единственным сопоставимым с Баухауcом новаторским учебным заведением той эпохи был московский Вхутемас.
Как Кандинский, Клее и компания выжили из Дессау «научного марксиста» Майера
Конец 1920-х годов в Германии был временем, когда немецкое общество все более политизировалось, и игнорировать нарастающее влияние праворадикальных сил стало практически невозможно. Баухауc тоже не оставался в стороне. Атмосфера школы была очевидно «левой»: интернациональный коллектив, культ свободы, ремесленного труда и равенства, что пугало консервативных преподавателей и склонявшихся к нацизму студентов. В 1927 году, еще при Гропиусе, в Баухаусе образовалась ячейка коммунистической партии, и политическое напряжение нарастало. Майер симпатизировал профсоюзному и рабочему движению, приглашал известных марксистов выступать с докладами и негласно поощрял активную пропагандистскую работу студентов-коммунистов. Учитывая, что авангардная школа давно мозолила глаза правым политикам, постоянно критиковавшим ее как рассадник «культурбольшевизма», личность Майера вызывала у властей Дессау все большее раздражение.
Скандал разразился летом 1930 года, когда по наущению профессорской «оппозиции» (Кандинского, Клее и др.) они обвинили Майера в том, что он давал деньги на поддержку забастовки рабочих. Директор вынужден был признаться, что он «научный марксист»… и был уволен. Вскоре его место занял Людвиг Мис ван дер Роэ, одной из главных задач которого было «усмирение» бунтующей молодежи и жесткие ограничения ее политического самовыражения.
Что же касается Майера, то тем же летом 1930 года он получил предложение приехать работать в СССР. В это время здесь полным ходом шло «социалистическое строительство» первой пятилетки, и для реализации масштабных планов требовалось участие иностранных специалистов. В России работали Бруно Таут, Эрнст Май, Ханс Шмидт и многие другие, которым в условиях кризиса и безработицы в Европе и США это представлялось наилучшим выходом.
«Не бездушные специалисты»: люди Баухауcа в арбатской коммуналке
Приехав в Москву в октябре в сопровождении выпускника Баухауcа Белы Шеффлера, Майер выступает перед членами профсоюзов, рабочими, студентами, рассказывая о «гонениях», которым он подвергался на Западе. Зимой к нему присоединяются еще пятеро учеников: Филипп Тольцинер, Клаус Мойман, Антон Урбан, Конрад Пюшель и Тибор Вайнер, тоже полные энтузиазма. Все они, включая Майера, отказываются от привилегий, положенных иностранным «спецам», и пытаются максимально интегрироваться в советское общество. «Я прошу рассматривать меня и мою группу не как бездушных специалистов… а как товарищей по работе и убеждениям», — заявлял Майер в вышеупомянутой статье.
Поселилась группа в коммуналке на Арбатской площади и довольно быстро свыклась с московской жизнью, пытаясь, впрочем, противостоять советскому хаосу немецкой четкостью и организованностью.
Майер продолжал активно участвовать в общественной жизни и делал все, чтобы добиться восприятия Баухауcа как близкого по духу, «пролетарского» учебного заведения. Одним из ключевых моментов этой пропаганды стала выставка Баухауc Дессау. 1928–1930, устроенная Майером в 1931 году в Музее нового западного искусства (сегодня — здание Академии художеств на Пречистенке). Выставка эта была весьма своеобразной: на ней совершенно не было представлено привычных «икон» дизайна Баухауcа — изысканных кресел из гнутых труб Марселя Бройера или лаконичных, безукоризненных по форме ламп Марианны Брандт, которые в то время были уже хорошо знакомы московской публике. Ни блеска металла, ни подчеркнутой современности… Какой же без этого Баухауc?
«Красный Баухауc»: дешево, строго, функционально. Все на благо народа
Став директором школы в 1928 году, Майер потребовал от студентов признания социальной реальности, ее изучения и взаимодействия с ней и провозгласил новый лозунг: «Потребности народа вместо потребностей роскоши». Дизайн новых предметов был чрезвычайно прост, материалы выбирались самые доступные. Благодаря этой ориентации был создан, например, самый успешный с коммерческой точки зрения продукт за всю историю Баухауcа — обои, которые чуть ли не до сих пор выпускаются в Германии.
Студенты-архитекторы, ученики Майера, были не художниками, а настоящими исследователями: они изучали жизнь обитателей Дессау, составляли на этой базе аналитические диаграммы, а проектировали, лишь опираясь на данные статистики, геологии, биологии и т. д. Кроме того, они сами участвовали в практическом строительстве: их стараниями в Дессау появилось 90 типовых «народных домов». Их можно считать самым ярким воплощением кредо «строительного учения» Майера: единственным украшением строгих кирпичных фасадов является функционально обусловленный лестничный блок.
Именно такой строгий, функциональный, «дешевый» Баухауc Майер и представлял в Москве, обозначив его как «красный Баухауc». Причем отчасти он пошел против правды: в выставку, например, было включено множество образцов политической пропаганды, созданных совсем не в Баухауcе, а вот интереснейшие живописные работы, прекрасные фотографии, формальные эксперименты были скрыты как несущественные для общего дела. Жаль, потому что главная особенность Баухауса была именно в хрупком балансе между красотой, функцией и стоимостью, который Майеру на деле удавалось поддерживать в стенах школы. Но в СССР ему нужно было любыми средствами обеспечить поддержку себе и своим коллегам, и выставка была задумана отчасти как демонстрация их способностей и умений.
Несмотря на все старания, советская публика «красный Баухауc» не поняла и не приняла, что можно считать дурным предзнаменованием: для большинства баухаусовцев эмиграция в СССР ничем хорошим не закончилась.
«Строительство социализма — это жестокая борьба всех против всех»
Ханнесу Майеру повезло: в отличие от коллег-немцев, он был гражданином Швейцарии и возвращение на родину ничем ему не грозило. Многие же участники Баухауcа, приехавшие с Майером или самостоятельно, вынуждены были остаться в СССР и погибли в годы сталинских репрессий. Поначалу, впрочем, и швейцарец уезжать не планировал: он преподавал в архитектурном институте (тогда — АСИ), разрабатывал типовые здания школ-фабрик в проектном институте Гипровтуз, участвовал в планировке городов как сотрудник Гипрогора и Стандартгорпроекта.
Среди его наиболее заметных советских работ — проект градостроительного развития Москвы, планы застройки Магнитогорска, городов-спутников Перми, работа над генпланом Биробиджана, который был отчасти воплощен.
Ханнес Майер со всей страстью пылкого идеализма искренне пытался понять все «тонкости» сталинской интерпретации социализма и даже ездил с докладами в Европу, доказывая коллегам правильность этого пути. Он признал необходимость создания особой «пролетарской архитектуры» и в СССР занимался поиском ее языка с той честностью, которая не могла не завести его в тупик. «Близкий нам, но очень наивный», — так характеризовал личность Майера предводитель «пролетарских архитекторов» Каро Алабян. Несмотря на то что Майер вошел в состав созданной Академии архитектуры, его постепенно отстраняют от всех практических дел. Наконец, полный разочарования, в 1936 году он покидает страну навсегда.
В письме Николаю Колли, возмущаясь нападками на него и других иностранных архитекторов на Съезде архитекторов в Москве, бывший директор Баухауcа объясняет, что ему не только не давали работать, что вело к профессиональной деградации, и не давали квартиры, но и создали такие условия, что он не мог ни перевезти к себе собственных детей из-за границы, ни содержать их там. «Теперь я, к счастью, знаю, что строительство социализма — это жестокая борьба всех против всех…» — так он закончил письмо.
Тем не менее репутация сталиниста существенно осложнила ему дальнейшую карьеру, так что, несмотря на весь талант, трудолюбие и профессионализм, после отъезда из СССР Майеру суждено было реализовать всего-навсего один-единственный проект — детский сад.
