Среди многочисленных сокровищ Музея Виктории и Альберта (V&A) есть коллекция исторических интерьеров — от музыкальной залы Норфолк-хауса XVIII века до Дубовой комнаты Чарльза Ренни Макинтоша. В прошлом году к этому собранию мы добавили трехэтажный фрагмент жилого комплекса «Робин Гуд Гарденс», построенного в Восточном Лондоне в 1970-х годах по проекту Питера и Элисон Смитсон. Знаковую постройку основоположников брутализма, образец социального жилья власти города постановили снести.
Новое приобретение музей показывает в Венеции на Архитектурной биеннале и так отвечает на ее девиз «Свободное пространство». Бетонные элементы фасада выставлены рядом с павильоном V&A, а внутри можно посмотреть фильм, посвященный архитектуре комплекса и судьбам его жителей. Об утопической мечте Смитсонов об «идеальном, образцовом, новом способе городской организации» рассказывают и архивные документы.
К слову, «Робин Гуд Гарденс» показывали в Венеции еще в 1976 году на выставке Смитсонов «Палки и камни» в рамках биеннале. «Панельный дом — это руины наоборот», — писали архитекторы. Павильон V&A на нынешней биеннале поднимает вопрос, какие уроки мы можем извлечь из опыта Смитсонов сегодня, когда проблема социального жилья стоит очень остро. И все же с разных сторон раздаются голоса противников нового экспоната. Наши критики считают, что в V&A нет лишнего пространства для уродливого образца бруталистской архитектуры. Более того, утверждают скептики, «Робин Гуд Гарденс» был частью неудачного социального эксперимента, бесчеловечного модернизма и подобные здания не заслуживают быть увековеченными. Однако мы не должны следовать сиюминутным настроениям, нам нужно сохранять то, что имеет ценность для истории и вызовет отклик.
Тем более удивительно звучат высказывания некоторых критиков (правда, среди них нет жителей комплекса), считающих, что приобретение и экспонирование фрагмента этого здания поддерживает «социальную чистку» в Восточном Лондоне. Лучше уж утратить навсегда образец архитектуры, считают они, чем участвовать в сомнительной программе жилищной реновации, основанной на принудительном переселении жителей.
Оставим в стороне проблемы нового социального жилья, которое будет возведено на месте снесенного комплекса, и конструктивную роль, которую культурные институции могут сыграть в процессе столь необходимой городу реновации. Но за критикой можно уловить набирающую популярность убежденность в том, что музеи не имеют права сохранять нейтралитет, что они обязаны стать проводниками социальной справедливости. Получается, что, вместо того чтобы документировать, вдохновлять и интерпретировать, мы должны организовывать демонстрации и подписывать петиции. Я не уверен в этом. Миссия музея мне видится не в политической борьбе, а в организации общественного диалога, защите публичного пространства от небезопасных идей. И в эпоху ничем не ограниченной жесткой политики уравнивания эти убежища свободомыслия становятся важнее, чем когда-либо.
Впрочем, оппоненты правы в том, что наше внимание к архитектуре не исключает контекста и мы избегаем фетишизации архитектуры, не хотим лишать ее социальной предыстории. Вот почему павильон V&A в Венеции надо рассматривать как часть дискуссии о проблемах социального жилья, которая подразумевает продолжение сотрудничества с нашими соседями. Стоит также отметить, что V&A работает в Восточном Лондоне с тех пор, как в 1872 году в Бетнал-Грин открылся наш Музей детства. И мы останемся там, несмотря на нападки интернет-троллей.
