Русское издание книги Джеральдин Норман, журналистки, некогда создавшей в Британии Фонд друзей Эрмитажа, ныне — советника директора этого музея, об отце и сыне — Борисе Борисовиче и Михаиле Борисовиче Пиотровских, занимавших директорский пост в общей сложности более полувека (на сегодня примерно поровну), состоит из 13 новелл. В книге нет строгой хронологии, но есть возвраты и повторы значимых фактов. Скажем, в главе о 250-летней истории Эрмитажа Норман замечает, что Михаил Пиотровский — сторонник авторитарной модели управления, хотя мог выбрать и другой путь. Мысль вброшена, ее развитие последует через несколько глав, ближе к финалу.
В главе о Борисе Пиотровском для нас, читавших про открытие государства Урарту, важен рассказ о его коллегах — погибшем в сталинских застенках Антоне Аджяне и Леоне Гюзаляне, получившем пять лет лагерей. Михаил Пиотровский вспоминает о двух подарках Гюзаляна. Первый — лагерный ватник, в котором он студентом ездил на картошку. Это был, как у мистиков, дар учителя ученику. Еще один подарок — первая в его жизни бритва, Gillette, привезенная Гюзаляном в годы хрущевской оттепели из Лондона, где он читал лекции по приглашению Британского музея. Такие образы точно рисуют жизнь интеллигенции в послевоенное время.
Самого Б. Б., как небезосновательно предполагает Норман, спас от репрессий в начале 1950-х годов тот факт, что его статью об Урарту внимательно читал «вождь всех народов». Другое интересное предположение касается причины увольнения Михаила Артамонова, предшественника Бориса Пиотровского на посту директора Эрмитажа. Популярная версия — он пострадал из-за разрешения провести в служебных помещениях музея выставку неофициальных художников: Михаила Шемякина, Владимира Овчинникова и других, работавших в музее такелажниками. Норман же считает, что свою роль сыграла поддержка им Антонины Изергиной, красавицы, альпинистки, заведующей западноевропейским отделом музея, которая боролась за постоянный показ коллекций Щукина и Морозова.
Глава «Рождение династии» начинается с комментария: когда 19-летний Михаил узнал о возможном согласии отца возглавить Эрмитаж, то объявил, что уйдет из дома. Сочтем его легендой. Но остается фактом, что «Мишины университеты» начинались с походов по закрытым тогда для посторонних Петропавловской крепости и Инженерному замку. Б. Б. посоветовал сыну заняться арабистикой и изучением ислама, потому что из СССР в арабские страны было проще попасть. В 30 лет Михаил Пиотровский преподавал в Йемене историю этой страны. Позднее опубликовал статьи в Малом словаре ислама, культовом двухтомнике «Мифы народов мира», отвечал за историческую часть советско-йеменской комплексной экспедиции АН СССР.
Описание его частных походов по Средней Азии и Кавказу вместе с приятелем Иваном Стеблиным-Каменским, иранистом, скончавшимся в мае 2018 года, пожалуй, интереснее именно русскоязычному читателю, знакомому с советскими реалиями. Равно как и главы, посвященные перестройке и началу нового капитализма. Тогда и произошло назначение Михаила Пиотровского директором Эрмитажа — вероятно, при поддержке Евгения Примакова, в ту пору руководителя Службы внешней разведки.
В 1994 году Михаил Пиотровский создал в Эрмитаже Международный консультативный совет из директоров в отставке крупнейших музеев мира. Совет предложил разместить в Главном штабе не коллекцию прикладного искусства, как предполагалось первоначально, а Анри Матисса и его современников. В 1996-м, незадолго до президентских выборов, Борис Ельцин посетил Эрмитаж — и через несколько месяцев вышел указ об особом статусе музея. Он начал финансироваться отдельной строкой в бюджете, а его директор стал политической фигурой. Впрочем, этот статус надо постоянно подтверждать, что Михаил Борисович успешно и делает.
Норман завершает свою книгу вопросом: «Кто вы, Михаил Пиотровский?» И предлагает собственную версию ответа: «Он и теперь скорее марксист, верящий в идеалы коммунизма, нежели капиталист. И в то же время он — мистик, убежденный в том, что Эрмитаж повелевает им, а не наоборот».
