Зельфира Трегулова: «Мне нравятся выставки, кураторы которых позволяют искусству самому высказываться»

Сенсация для профессиональной публики — ваше новое назначение. О Государственном музейно-выставочном центре «РОСИЗО» давно забыли, должность его директора не казалась привлекательной для специалиста вашего класса.

Понимаете, для меня встал вопрос, надо ли оставаться в Музеях Кремля, где я проработала 11 лет, где существует хорошая команда. Кто-то может быть в одном месте всю жизнь, но я больше десяти лет нигде не работала. Мне нужна перемена декораций, обстоятельств, чтобы я вновь почувствовала драйв, чтобы сознание начало фонтанировать.

В результате я приняла предложение стать гендиректором РОСИЗО, что в первую очередь подразумевает организацию больших междисциплинарных выставок. Я их делала до работы в Музеях Кремля и Пушкинском музее, и мне интересно вернуться к этому на новом этапе. Хотя, говорят, в одну воду дважды не вступишь.

Извините, но не могу не спросить: известно, что вы были одним из главных претендентов на должность директора ГМИИ им. А. С. Пушкина. Что вы испытали, когда узнали, что этого не случится?

Знаете, я человек, работавший в советских структурах, и знаю, как готовятся и согласовываются такие решение, сколько может быть неожиданных поворотов. Да, моя кандидатура обсуждалась, но по опыту знаю: пока перед глазами не предстанет приказ о назначении, не стоит ни в чем быть уверенным. Вернемся к выставкам. Сейчас это уже совсем другая вода, не бурный океан, как в 1990-е годы.

Ситуация изменилась радикально. Я работала во Всесоюзном художественнопроизводственном объединении им. Е. В. Вучетича с 1986 по 1997 год. В те самые 11 лет, когда эта организация делала потрясающие выставочные проекты. Выставка Великая утопия стала для меня и моих коллег настоящим университетом. И еще один проект, на котором отточилось умение делать невозможное, — выставка Москва — Берлин. Утопия состояла из полутора тысяч экспонатов из 56 музеев, а здесь экспонатов насчитывалось две с половиной тысячи, а количество собраний зашкаливало. Это был очень интересный проект: стык времен, поколений, стран. Такую выставку забыть невозможно, и когда смотришь на невероятный красный кирпич — каталог, то с трудом понимаешь, как можно было сделать два проекта — в Москве и Берлине, чтобы они прозвучали так сильно, впервые показав то, что не было принято.

Но это было время потрясающих открытий. Я не сомневаюсь в ваших профессиональных возможностях, но разве тот период не позади?

Конечно, волна открытий, которая нахлынула на нас в 1990-е годы, не вернется. Но я уверена, что и сегодня можно делать подобные проекты. Не такие острые и масштабные, но вдумчивые, тонкие, с анализом художественных, социокультурных и политических моментов. Прежде всего по ХХ веку, в том числе по соцреализму. Сейчас время спокойной оценки многих явлений, радикализм прежних суждений несколько смягчился. Наверное, можно об этом пожалеть;уходят острота и полемичность, зато возникают мудрость и взвешенность, появляется более детальный и менее снобистский подход. Мы сейчас инициируем проект, который как раз может стать серьезным, зрелым размышлением об искусстве второй половины ХХ века. Но детали еще рано раскрывать.

Многие подумали: раз Трегулову назначили на это место, значит, оно важное. Министерство культуры демонстрирует намерение проводить государственную культурную политику. Перед вами ставили идеологические задачи?

Действительно, мое назначение связано с желанием министерства и необходимостью представлять страну на международных фестивалях и в рамках годов культуры значимыми, конкурентоспособными проектами, которые могли бы иметь адекватный резонанс на Западе.

И резонанс на Западе — задача?

Да, должны быть большие, серьезные выставки, которые были бы замечены, о которых бы писали. И они должны представлять культурное достояние страны. Давайте вспомним, что происходило в последние десятилетия с выставками искусства России за рубежом. В 2005-м с невероятным успехом прошла выставка Россия!.

Да, в Музее Гуггенхайма, вы были ее куратором.

Она была достаточно просто выстроена, но у нее была тонкая и сложная концепция. И она базировалась на лучших вещах, созданных в России, начиная с икон XIII века и заканчивая потрясающей инсталляцией Ильи Кабакова Человек, улетевший в космос из своей квартиры из Центра Помпиду. Резонанс был огромный, выставка стала самой посещаемой в истории музея. В том же году был фестиваль Europalia в Бельгии с невероятным набором выставок. И надо сказать, проект осуществлялся в РОСИЗО с привлечением многих музеев и разных кураторов. Проекты показывали по всей стране, разные и на любой вкус, но сделанные умно, без официальных фанфар. И последняя великая выставка — Святая Русь в Лувре. Ее придумали французские кураторы. Музеи Кремля в ней участвовали, и я помню, как все требовали от французов концепцию. В конце концов они показали какую-то бумажку, по большому счету ничего не значившую. Но то, что мы увидели в Лувре, было ошеломляющим. И для представителей российских музеев, и для французов.

Она и в Третьяковке ошеломила: такого количества первоклассных древнерусских памятников в одном месте я никогда не видела.

В таком случае никакие концепции и комментарии не нужны. Мне нравятся выставки, кураторы которых позволяют искусству самому высказываться и не навязывают заранее определенную мысль. Больше таких проектов, где Россия бы прогремела, я не помню.Делались отдельные интересные выставки, организованные музеями, но вот такого, чтобы мир удивился и пережил культурный шок, не было. Я думаю, что мое назначение как раз и связано с пониманием, что нужно возвращаться к масштабным проектам, где объединяются усилия музеев и кураторов, когда вырабатывается современная, адекватная, конкурентоспособная концепция и когда вложенные государством деньги дают максимальный результат.

Результат — положительный образ России?

Представление о невероятно значимом художественном наследии, если речь идет о старом искусстве, или показ живого, интересного процесса, если речь о современном искусстве. Это касается, кстати, не только Европы; с Америкой после конфликта с библиотекой Шнеерсона музейный обмен пока прерван, но существуют еще азиатские страны.

До нашей встречи у вас были китайцы. О чем договаривались?

Пока секрет, но Китай, это известно всему миру, становится главным потребителем мировой культуры. Музеи Кремля сделали в Шанхае выставку Фаберже — ее посетило 600 тыс. человек. В Китае понимают, что стране престижно принимать такие выставки, и государство выделяет на это средства.

Какой секрет? Легко догадаться, что они как раз ждут искусство социалистического реализма.

Конечно, но не только. Они интересуются и русской живописью XIX века. Вообще, я знаю, что для китайцев интересно многое. Но есть проекты, которые их интересуют меньше, чем европейцев. Понятно, что если одна выставка показывается в разных местах, то это облегчает жизнь организаторам, но целевое создание выставочного проекта срабатывает лучше всего, когда делаешь проект под конкретный музей, его коллекцию, его программу. Тогда и достигается лучший результат, хотя это предполагает интенсивность работы.

Музеи, как вы уже сказали, вполне успешно самостоятельно обмениваются выставками. Зачем им РОСИЗО?

Тут я приведу слова министра: делать выставки не вместо музеев, а вместе с музеями.

У вас интересная и перспективная задача. Во-первых, русское искусство в мире недооценено…

100%-но с вами согласна.

Во-вторых, интерес к искусству в мире не падает, а новое не так легко найти. Французских импрессионистов и Ван Гога уже видели. И какие-то открытия, например датская живопись начала XIX века, очень радуют. А современного русского искусства мало на биеннале.

Я с вами абсолютно согласна. Я делала Россию! страстно, понимая, что она открывает американцам неизвестную цивилизацию. Вы кстати вспомнили про датскую живопись. В 1990-х годах была большая выставка в Метрополитен-музее.Когда я ее увидела, то подумала, что если сделать выставку золотого века русской живописи, то она имела бы огромный успех. Кроме того, что есть работы безукоризненного качества, в них присутствует еще что-то невероятно человеческое, душевное, всем понятное. Вот, например, итальянцы делают массу выставок про свой XIX век.

Про который думаешь: как же так могла упасть великая итальянская живопись!

Но вот опять вспоминаю Россию!. Сколько людей останавливалось перед картинами второй половины XIX века: и перед пейзажами, и перед портретом Достоевского. Сейчас складывается новое отношение и к соцреализму. Последние проекты, которые утвердили новое отношение к советскому искусству, — это две выставки в Риме, в Палаццо делле Экспозиционе — ретроспектива Александра Дейнеки, блистательная, имевшая огромный успех, и вторая —  Социалистические реализмы, сокуратором которой я также была, ее за два месяца посетило 100 тыс. человек.

В Риме, где есть что посмотреть!

Выставка очень серьезно анализировала отечественное искусство с 1924 по 1980 год. Туда были включены работы таких выдающихся художников, как Гелий Коржев и Виктор Попков, и это искусство смотрелось серьезным художественным феноменом.

Ну так про что выставка была? Что эти работы сказали зрителю?

Во-первых, о том, что это искусство не унифицированное и существующее не только в виде заказной картины; что даже в заказной картине художники решали живописные задачи; что многие работы смотрятся сегодня очень смело, и удивляешься, как эта смелость не была считана и художник не был за нее наказан. Во-вторых, даже многие вещи махровых соцреалистов — значимое и серьезное искусство, параллельное искусству итальянскому или немецкому того же времени. И там не было ни одного портрета Сталина. Но Ворошилов на лыжах (картина К. Е. Ворошилов на лыжной прогулке. — TANR) Исаака Бродского был, конечно. Что касается искусства после 1953 года, то оно было честным и искренним, очень глубоким. И когда вы смотрите картины Попкова (а мы готовим сейчас две его выставки для показа за рубежом), то сегодня видно, сколько в его работах экзистенциального, сколько страха перед смертью……

и диалога со старой живописью.

А идеологии совсем нет. И даже Строители Братска, которые эмблематичны для сурового стиля, — это страшный черный фон и траншеябездна перед героями. И вся серия, связанная с Братском, исключительно трагична. И вот когда ты смотришь на это искусство заново, то понимаешь, насколько оно интересно и актуально не только для тебя, рожденного советским человека, знающего подоплеку и контекст, но это имеет и общечеловеческое звучание.

1960-е годы были счастливым временем для русского искусства, когда были созданы прекрасные фильмы, написаны чудесные книги. Про кино и литературу в мире знают, а про живопись почти нет.

Вы еще не сформировали команду, есть ли проблема с кадрами?

Есть молодые талантливые люди, готовые работать. Но им пока не хватает опыта.