Софи Каль: «Все мое творчество посвящено утраченным вещам»

Почти полвека Софи Каль миксует фотографии, тексты, объекты и видео, препарируя сложную природу человеческих отношений. Зачастую она, словно пытливый детектив, скрупулезно изучает личные связи — как в своей жизни, так и в судьбах незнакомцев, при этом уделяя особое внимание мыслям и переживаниям, вызванным любовью, близостью, доверием и властью.

В 2007 году Каль представляла Францию на Венецианской биеннале с проектом Take Care of Yourself («Береги себя»), в рамках которого она попросила 107 респонденток истолковать письмо от своего бывшего. В прошлом году ее выставка À toi de faire, ma mignonne («Зависит от тебя, моя крошка») заняла весь Музей Пикассо в Париже. В экспозиции, которая была приурочена к 50-й годовщине со дня смерти Пабло Пикассо, Каль не изменила своему стилю: это пронзительные размышления о ее будущей кончине. Среди экспонатов были, например, заранее заказанный некролог, опись наследства художницы и уже подобранный для похорон гроб.

На новой выставке Overshare («Вся жизнь напоказ») в Центре искусств Уокера в Миннеаполисе впервые в США был представлен весь спектр практик художницы, включая как крупные работы, так и камерные произведения. В 2024 году Софи Каль стала одним из пяти лауреатов престижной Императорской премии (Praemium Imperiale) Японской ассоциации искусств.

Overshare («Вся жизнь напоказ») — такое интригующее название у новой выставки в Центре искусств Уокера. Ваши работы часто называют очень интимными и даже вуайеристскими, но, возможно, в них скрыто столько же, сколько и намеренно выставлено напоказ. Критик и куратор Роберт Сторр писал, что ваше творчество задает «конструкцию тайны, но не саму тайну». А как вы относитесь к тому, что в наше время личная жизнь настолько выставляется напоказ?

Люди думают, что знают все обо мне, но на самом деле они не знают ничего. Я много рассказываю об одном конкретном моменте, одной ситуации, но в то же время ничего не говорю об остальной своей жизни. У меня нет Facebook, Instagram (запрещенные в РФ соцсети. — TANR), и я ничего там не выкладываю, в отличие от остальных (сейчас же почти у всех есть блоги или аккаунты в социальных сетях). Я рассказываю о трех своих бывших любовниках, потому что это были интересные романы и расставания. Но я ничего не говорю о моих друзьях или о мужчине, с которым прожила 20 лет. Заметьте, ни слова. В конце концов, не так уж много я «выставляю напоказ».

Тем не менее в вашем творчестве демонстрируются фрагменты частной жизни людей, и не только вашей, эпизоды, которые могут быть как шокирующе откровенными, так и совершенно прекрасными и захватывающими.

Но в то же время я ничего конкретного не рассказываю. Да, мы следуем за таинственным незнакомцем в Венеции (работа «Венецианская сюита» 1980 года. — TANR), но мы не знаем, кто он. Мы видим только то, что можно увидеть. Вот чьи-то вещи в «Отеле» (серия 1981 года. — TANR), но я не говорю, чьи они. Так что это одновременно стремление и все выставить напоказ, и скрыть.

Здесь сильно ощущается и элемент игры. Вы примеряете на себя роль игрока, но в то же время сами устанавливаете правила игры: выбираете ситуации, а затем оживляете их с помощью особых алгоритмов и техник, которым вы не изменяете, позволяя событиям развиваться на глазах у зрителя. Это противоречие между стремлением к контролю над происходящим, с одной стороны, и полным отсутствием контроля — с другой — весьма ощутимо.

Да, потому что, когда есть правила игры, можно погрузиться в нее и расслабиться, ибо существует некая выстроенная структура. Я «контрол-фрик», но в то же время люблю поиграть с вещами, которые происходят независимо от нашей воли и желания. Тут такой же парадокс, как и на выставке «Вся жизнь напоказ».

Как вы устанавливаете для себя правила игры?

Иногда они определяют весь проект, а иногда это строго заданный стимул. Например, я два года открещивалась от выставки в Музее Пикассо, потому что считала, что Пикассо слишком подавляющий художник. Мне казалось, что просто невозможно, немыслимо поставить себя в один ряд с Пабло Пикассо.

Но как-то раз, еще во время пандемии, тогдашний директор музея Лоран Ле Бон пригласил меня приехать к ним (тогда я готова была сорваться куда угодно, лишь бы выбраться из дома и развеяться). В музее меня сразу поразило то, что все работы Пикассо сняли с экспозиции — они были упакованы и убраны в хранилище. Тогда я и подумала: «Ладно, это мне по силам. Я могу поравняться с призраком, с незримым Пикассо». И вдруг меня осенило: я смогу принять вызов и замахнуться на Пикассо, опираясь на его отсутствие. Я начала с призрака Пикассо, а затем стала искать вещи, которые можно было бы обыграть. Правила игры задало это внезапное осознание его отсутствия.

Неожиданные обстоятельства или встречи также вдохновляют ваши работы. Например, случайная встреча с одним из посетителей на открытии выставки побудила вас к созданию «Венецианской сюиты». Тогда вы последовали за своим героем в Венецию, и вся эта история разворачивалась как цепная реакция.

Безусловно. Я уже следила за незнакомцами, и мне захотелось вывернуть все наизнанку, поэтому я работала с детективом, который следил за мной. Толчком к созданию серии «Береги себя» стало полученное мною письмо о разрыве. Я была обескуражена тем, что человек, который тебя бросает, написал: «Береги себя». Так что иногда это случайная фраза, а порой неожиданная встреча.

Мой проект со слепыми (фильм «Слепые» 1986 года. — TANR) родился, когда однажды я, переходя улицу, услышала, как один слепой сказал другому: «Вчера я посмотрел очень красивый фильм». Парадоксальность этой фразы меня просто убила.

Выставка «Вся жизнь напоказ» состоит из четырех частей: «Шпион», «Протагонист», «Начало» и «Конец». Она охватывает вашу карьеру с конца 1970-х годов до недавнего времени. Все части выставки пересекаются между собой, и во всем видна ваша точка зрения на отношения, потребности и желания людей.

Все мое творчество посвящено утраченным вещам — вот, пожалуй, лейтмотив всех моих работ. Я рассказываю о бывших, о смерти матери, о слепых, об украденной картине, о детективе, который следит за тенью, а не за реальным человеком, о спящих незнакомцах. Речь всегда идет о том, что отсутствует, чего нет.

Как вы думаете, почему так происходит?

Если я счастлива с мужчиной, мне не хочется писать или создавать работ о нем. Я хочу с ним жить, а не наблюдать наши отношения со стороны. У меня рождение новой работы часто связано с какой-то потерей: что-то исчезает, уходит, ускользает от меня.

Когда я документировала последние дни моей матери, это был некий способ быть с нею рядом — и ночью, и днем. И теперь, благодаря проекту «Невозможно остановить смерть» (Pas pu saisir la mort, 2007), мы все время помним о маме и она по-прежнему рядом со мной каждый день. В фильме «Прошлой ночью секса не было» (1992) снова показан разрыв, и, несмотря на то что мне было очень больно, благодаря этому фильму мы с ним тогда остались вместе... Так что творчество в моем случае может быть способом не пускать все на самотек и обращать вспять ситуации, с которыми трудно справиться.

Смерть — доминирующая тема всех ваших работ, будь то чужие надгробия или смерть родителей, музыкальный мемориал кота или даже ваша собственная воображаемая кончина, вокруг которой строится выставка в Музее Пикассо. Но кажется, что к смерти вы относитесь с юмором, вы ее не воспринимаете слишком серьезно и судите о ней без сантиментов.

Знаете, если в творчестве дать волю чувствам, то вы не оставляете зрителю пространства для размышлений, вы словно все решаете за него. Единственный способ запечатлеть сложные моменты жизни — отстроиться от эмоций, отстраниться и оставить место для зрителей.

Вас часто ассоциируют с историями, доведенными до предела откровения: то страницы из найденного дневника, то преследование незнакомцев, то съемки матери на смертном одре. У вас самой есть какие-то пределы, если мы говорим о рамках установленных вами же правил? Или можно пойти на всё?

Грани допустимого задает сам проект. Скажем, моя мама была очень эксцентричной натурой, она всегда хотела быть в центре внимания. А отец, напротив, был протестантом, очень сдержанным человеком. Он всегда держался в тени. Когда я часами снимала, как умирает моя мать, я знала, что ей это бы понравилось. Если бы я проделала то же самое с отцом, это было бы уже агрессией. Так что иногда предел задает даже не сама идея, а герой. А еще грань может появиться, когда спрашиваешь себя, стоит ли это делать.

У каждой идеи есть свои границы. Достаточно ли она интересна, возвышенна или это просто провокация в чистом виде? Но даже в этом случае все зависит от ситуации. Иногда мне нравится немного провоцировать публику, потому что в итоге это срабатывает.

Вы недавно получили Императорскую премию 2024 года, причем, что довольно неожиданно, в номинации «Живопись», а это не та область, с которой вы обычно ассоциируетесь. Как относитесь к победе?

Действительно, неожиданно вдруг стать для всех художником. Но, поскольку там просто нет номинации для фотографов, пришлось смириться и подыграть. Может быть, я настолько увлекусь, что начну и правда писать картины. А вот что касается того, как я отношусь к своей победе… В целом я счастлива увидеть список художников, которые вместе со мной получили эту премию.