KAWS: «Коллекционирование — это еще и отличный способ изучать искусство»

Когда слышишь имя KAWS, в голове сразу же возникают образы мультяшных персонажей с перечеркнутыми глазами-крестиками, неоднократно мелькавшие в рекламе, на футболках и чехлах для телефонов, в формате огромных «надувных» скульптур и целой линейки коллекционных игрушек, за которыми стояли очереди. Броский псевдоним появился из граффити-тега, которым в 1990-х годах художник Брайан Доннелли, рисовавший на улицах Нью-Джерси еще подростком, подписывал работы. Окончив Школу визуальных искусств в Нью-Йорке по специальности «иллюстрация», он некоторое время работал в анимационной студии. За последнее десятилетие KAWS сделал головокружительную карьеру: его знают во всем мире и сравнивают с Энди Уорхолом, подчеркивая, что оба они стирают границы между поп-культурой и искусством, коммерцией и концептуализмом. В Музее Энди Уорхола в Питтсбурге проходит выставка, исследующая мрачные темы насилия и смерти, которые поднимаются в работах двух художников.

При этом Доннелли не только очень востребованный художник, но и коллекционер, и сейчас в нью-йоркском Центре рисунка выставлена подборка из его обширной коллекции искусства. Экспозиция «Я так вижу» состоит из 350 вещей — и это лишь малая часть из 4 тыс. произведений более чем 500 авторов, принадлежащих Доннелли. На выставке представлены работы таких классиков современного искусства, как Виллем де Кунинг, Ли Лозано, Глэдис Нильссон, Раймонд Петтибон и Эд Рушей, граффитистов Ли Киньонеса, Futura 2000 и Rammellzee, а также художников-самоучек Генри Дарджера, Мартина Рамиреса, Хелен Рэй и Сьюзан Те Кауранги Кинг.

На вашей выставке в Центре рисунка целая стена полностью состоит из портретов кошек. Смотрится очень мило и забавно, и в то же время это отличный пример того, как вы выстраиваете связи, показывая пересечения между разными художниками — в данном случае иллюстратором Викторианской эпохи Луисом Уэйном и современной художницей Симоной Джонсон.

А я уж думал: не слишком ли? Но не смог удержаться. Я бы хотел «отзеркалить» Луиса Уэйна на некоторых чикагских имажистов (или имажинистов, Chicago Imagists, термин, объединяющий несколько арт-групп 1960-х годов, соединивших эстетику сюрреализма с активизмом. — TANR), но у меня нет ни одной из его поздних работ. Их очень трудно достать.

На выставке много неожиданных открытий: Эд Рушей соседствует с Генри Дарджером (представитель ар-брют, андерграундный автор романов-фэнтези с иллюстрациями. — TANR), а Гораций Вестерманн (американский скульптор, попавший на обложку альбома The Beatles «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». — TANR) — с Виллемом де Кунингом. У вас очень обширная коллекция. По какому принципу собираете работы?

Я стараюсь относиться к вещам непредвзято и просто даю себе увлекаться художниками, не задумываясь: ой, а это граффити-художник или самоучка? а этот — он точно благонадежный, «рукопожатный» — или какими там еще эпитетами награждают современных художников? Так и появился один из самых интересных поворотов при работе над выставкой: сосредоточенный на буквах своего имени Эд Рушей, а рядом Phase 2, Ли Киньонес и другие ребята, которые почти всю жизнь обыгрывали в своем творчестве надписи или имена.

Но почему один считается большим художником и работы его можно увидеть в нью-йоркском Музее современного искусства, а творчество других так и осталось на улице?

Надеюсь, все изменится. Я знаю, что многое из выставленного сейчас в Центре рисунка незнакомо широкому кругу зрителей, но для кого-то это авторы, которых они боготворили на протяжении последних 40–50 лет. Вспомните, как Ли Киньонес подростком разрисовывал огромные железнодорожные вагоны, сверху донизу, в сумерках, страшно рискуя, а теперь это культовые граффити, которые прекрасно задокументировали фотографы Генри Чалфант и Марта Купер. Так и появилось целое поколение молодых художников, которые уже достигли совершеннолетия.

Может быть, они и не задумываются об этом влиянии, но оно есть, оно заложено в их ДНК. За полвека существования такого рода работ это неизбежно. Мне кажется, стоит признать то, насколько важным оказалось для искусства это течение. Очень классно видеть эти вещи рядом с работами других художников. Например, молодой Аны Бенаройи, которая сосредоточилась на рисунках маркерами и тушью. Между ними есть взаимодействие, но они просто не осознают влияние друг друга.

Вы активно участвовали в организации выставки в Центре рисунка?

Две центральные стены воссоздают обстановку моей студии. Остальная часть выставки — это моя развеска, работы из моей коллекции, и все они очень много значат для меня. У меня в голове рождаются странные связи, которые, вероятно, не всегда можно воплотить в жизнь, но я всегда могу объяснить, почему этот художник именно здесь, рядом с другим. И я просто обожаю проводить время на выставках. Так я потакаю своему ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство. — TANR).

Слышала, что когда вы начинаете собирать работы художника, то изучаете его биографию, читаете о его окружении и коллегах по цеху, о людях, которые на него повлияли. Кажется, так и рождаются в вашей голове эти связи?

Честно говоря, все как-то само собой происходит, единого подхода нет, но да, находясь рядом с работой, хочется узнать о ней, о том, что повлияло на автора, и это всегда выводит тебя на других художников. И я думаю, что это еще и отличный способ изучать искусство, разбираться в различных пузырях, которые возникают то тут, то там.

На выставке также представлены эскизы многих художников. Какую часть вашей коллекции составляют подготовительные работы, наброски?

Так вышло, что все они принадлежат художникам, работы которых я уже собирал. Мне кажется, что это тоже удивительная, очень интимная информация. Например, альбом Роберта Крамба (иллюстратор, карикатурист, знаменит серией комиксов про кота Фрица. — TANR) демонстрируется у нас в развороте, но вообще его стоит полистать: там каждая страница невероятная. Это такое сокровище!

Я хотел включить в экспозицию эскизы и зарисовки даже таких художников, как Донди (знаменитый нью-йоркский граффитист. — TANR), чтобы показать, как пристальное внимание к форме букв и другим вещам нашло свое воплощение в их работах. Я поместил их рядом с Юджином фон Бруенхенхайном (художник-самоучка, работавший в самых разных техниках и видах искусства. — TANR), который известен своей живописью, но делал также очень сложные рисунки пером. И в них есть те же гео­метрические структуры, которые получаются, когда как бы отпускаешь графику, шрифт и погружаешься в композицию. В какой-то момент просто переходишь в другую область создания изображений. Это действительно невероятно — наблюдать за подобным развитием.

А как и где вы храните свои сокровища?

В принципе, я отношусь к коллекции так же, как и к своим работам. У меня есть все необходимое для хранения, потому что я художник. Если что-то принадлежит мне, я чувствую себя таким же ответственным хранителем, как и в случае с моими собственными работами.

Кажется, что у вас набралось искусства на целый музей. Как вы думаете, вы когда‑нибудь передадите свою коллекцию в дар какому-нибудь музею или, может, захотите открыть его сами?

Честно говоря, я собираю коллекцию не с целью выставлять ее. Так что обычно работы просто стоят у меня в студии, и все свои изыскания я провожу наедине с собой. У меня постоянно кто-то берет вещи на выставки, которые проходят по всему миру. Но идея создать свой музей — это чересчур. Лучше пока я сам буду творить.

Вы еще будете устраивать выставки?

Не думаю, что следующая будет скоро. Это в целом тяжелое обязательство и труд — собрать такую экспозицию. Я работал над проектом около двух лет. И счастлив, что мою выставку принял Центр рисунка, потому что это по крайней мере задало мне некоторые рамки: в данном случае я сосредоточился на работах на бумаге. Хотя я протащил сюда и дизайн, и скульптуру. Но у меня появились хоть какие-то параметры, потому что иначе я бы пытался объять необъятное. Но я надеюсь, что посетители уйдут с выставки, осознав, что есть еще миллион точек входа.

То есть у вас еще достаточно работ, чтобы сделать выставку масляной живописи, например, или дизайна?

О, запросто! Как знать… Если будет такая возможность... Честно говоря, я не ухожу от своего стиля, даже когда сам готовлю выставку. Все делаю, развешиваю работы, а потом сразу же думаю о будущем. Если появится возможность сделать большую выставку живописи или скульптур, то да. Было бы желание, а придумать я смогу.

Каково это — пройти путь от граффити-райтера до всемирно известного современного художника?

Я ничего не создаю на улице уже больше 25 лет. А когда создавал, то не считал себя «уличным художником». При этом сейчас, когда я делаю что-то для музея или галереи, я не называю себя «современным художником». Надеюсь, наступят времена, когда наконец можно будет отказаться от всех этих ярлыков.