Алексей Логинов: «Каждая революция в технологии давала новый фотографический язык»

Как возникла группа ГрОМ и каким образом она связана с Центром визуальной культуры Béton?

Исторически сначала сложилась группа, а потом у нас появилась выставочная площадка ЦВК Béton. Ольга Мичи была фотографом, снимала документальное кино. Я был профессором, преподавал историю искусства фотографии в РГГУ. Мой сын — искусствовед, получил образование в МГУ и второе образование в Германии. ГрОМ — это «Группа Ольги Мичи», она была ее организатором. Когда мы начали заниматься центром, и мне и Ольге было понятно, что в нашей стране фотография как искусство не воспринимается всерьез. Мы решили показать фотографию во всей ее красе в историческом развитии. Начали собирать коллекцию — от русских дагеротипов 1840-х годов до современной фотографии. Теперь у нас практически все первые имена фотографии ХIX–XXI веков.

Есть ли у ЦВК Béton собственное собрание? Что в его основе? Как оно пополняется?

Я 30 лет собираю фотографию. За последние два года мы значительно пополнили собрание, покупали работы на свои средства. Сейчас это коллекция Центра визуальной культуры Béton. Мы занимаемся исключительно российской фотографией, но надеемся, что, когда мир придет в норму, сможем снова покупать западную фотографию. Главное требование, которое мы предъявляем к фотографическому отпечатку, — аутентичность: либо винтажный, либо авторская работа. Мы не занимаемся современной печатью (когда наследники берут негативы и с них заново печатают изображение). Только автор может представить фотографию так, как он ее видит.

По какому принципу организуются выставки в ЦВК Béton?

Помимо исторической фотографии из нашей коллекции, которая не продается, у нас бывают выставки современных авторов: нам, как галерее, надо зарабатывать деньги. Иногда на выставках делаем микс: берем исторический блок и добавляем туда современников. На современную фотографию приходит молодежь, на историческую — люди более зрелые, и происходит удивительное: молодежь начинает интересоваться историей, а люди более зрелые открывают для себя современность. Задача центра — популяризация фотографии.

В последнее время мы начали показывать не только фотографию. У нас есть и произведения современного искусства. Скульптура Гриши Брускина, например, и работы других очень известных авторов. Ими мы дополняем наши выставки.

На выставке «Алфавит. Советская фотография 1920–1930-х годов», которая сейчас идет в ЦВК Béton, представлены только авторские отпечатки?

Все, что вы здесь видите, — аутентичные фотографии из нашей коллекции. Мы хотели обратить внимание не только на изображение, но и на отпечаток как на ценностный арт-объект, который может быть предметом коллекционирования, ведь цена винтажной и современной печати может разниться в 100 раз.

Здесь собраны и показаны не имена, которые были на слуху, а все поле фотографии во взаимодействии: как люди общались друг с другом, как видели свое время и свое искусство. Сейчас делаем большую книгу-альбом, где, помимо фотографий, будут представлены цитаты участников, свидетельства о том, как они воспринимали творчество друг друга, как вот эти группировки спорили, как боролись за то, чем должна стать фотография.

Вы проводите исследовательскую работу?

Конечно, это большое искусствоведческое исследование. Мы потратили много времени и усилий, чтобы эти сведения и цитаты собрать. Мы не расставляли акценты по значимости участников, а выстроили экспозицию по алфавиту. Такой же подход был на Первой всесоюзной выставке фотоискусства в 1937 году в Пушкинском музее. Эти же участники были и на той выставке. С другими работами, потому что мы, конечно, не в состоянии точно воспроизвести ту выставку.

Какая-то связь с той выставкой сохранилась?

Вот вам пример: наравне со знаковыми работами мы поставили малоизвестного «пикториального» Родченко. Но мы видим его конструктивистские приемы — и ракурсы, и диагональные композиции — даже в пикториализме, где художники передавали состояние природы. Даже в пикториализме Родченко есть Родченко.

С одной стороны был советский авангард, который воспринимается как революция и мировое достижение, а с другой был соцреализм. При слове «соцреализм» все начинают говорить про шаг назад. Нашей задачей было показать, что эти два направления невозможно судить по одним критериям. Советский авангард — это революция в искусстве, это Родченко, новые композиционные приемы, диагонали, ракурсы... Но в этот момент власть ставит задачу использовать фотографию как инструмент донесения идеологических установок до населения.

Вот у Родченко была утопическая идея через новое видение воспитать нового человека. Она не сработала. Люди приходили на выставки, видели фотографии конструктивистов и ничего не понимали. С позиции искусства авангард — это супер, это новое слово, а с точки зрения выполнения конкретных задач это провал.

Берем соцреализм. Может быть, это возврат назад, но простой, доступный язык был способен донести до каждого гражданина страны ту идею, которую власть хотела донести. И это тоже было революцией. Поэтому соцреализм — это шаг вперед, но в отношении развития средств массовой информации. Шаг к тому, что мы имеем сегодня.

Такой же «соцреализм» был в Америке, он назывался «американская мечта». Там рассказывали о других ценностях, но тем же визуальным языком. Авангард и соцреализм сделали революции в своих направлениях, но решали разные задачи.

Можете привести пример из экспозиции, подтверждающий этот тезис?

Вот портрет летчика Михаила Громова. Фотография сделана после перелета из Москвы через Северный полюс в Америку. На ней Громов в виде денди в костюме-тройке опирается на рояль. В советской иконографии он в летной форме, с медалями, орденами, в сапогах. Почему здесь так? А потому что в 1939 году в Нью-Йорке проходила Всемирная выставка. В СССР делается по этому случаю альбом советской фотографии с достижениями и иллюстрациями того, что происходит в стране. Американскому зрителю показывают Громова в образе «успешного мужчины», понятного Америке. Когда альбом выпускается на русском языке для советского зрителя, этой фотографии там уже нет. В Советском Союзе портрет Громова пишет художник Павел Корин, уже во всей красе, как героя-летчика. Этот образ Корин потом переносит в 1942 году на знаменитую картину «Александр Невский».

Александр Житомирский вошел в историю как автор знаменитых агитационных листовок. Их разбрасывали во время Великой Отечественной войны над территорией противника. И он стал врагом номер три в списке Геббельса «Найти и повесить». Первый номер — Юрий Левитан, второй — Илья Эренбург, третий... Житомирский гордился этим, говорил: «Меня высоко оценили, мое творчество». А здесь его первые, еще довоенные эксперименты с рекламным фотомонтажом. Но даже в рекламе настольной лампы присутствует пропаганда. Вот «Беломорстрой», книжка настолько одиозна, что ее через несколько месяцев изъяли из продажи. На фото она осталась.

Что бы вы еще выделили в экспозиции?

Работа Роберта Диамента интересна тем, что в 1955 году участвовала в самой выдающейся фотовыставке The Family of Man Эдварда Стайхена в МоМА (Музей современного искусства в Нью-Йорке. — TANR). Стайхен с помощниками отобрал из 2 млн фотоизображений 500 с небольшим работ. Эта фотография, одна из немногих из Советского Союза, была представлена как «Человеческое счастье».

После того как были написаны «Двенадцать стульев», Илья Ильф увлекся фотографией. Евгений Петров переживал, что они вообще больше не смогут писать. Но вот фото Ильфа — знаменитая смычка Турксиба, эпизод вошел в роман «Золотой теленок». Когда в 1935 году они поехали по Америке, Ильф много снимал. Текст «Одноэтажной Америки» иногда не что иное, как описание фотографий. Они документировали и восстанавливали историю поездки по фотографиям. Ильф тогда сказал: «Для меня фотоаппарат — это просто визуальная записная книжка».

Так делают современные тревел-блогеры. Ольга Мичи тоже была тревел-блогером и занималась экстремальной фотографией?

Я не думаю, что она относилась к ведению социальных сетей серьезно. Просто делилась фотографиями из интересных ей мест. То, что она вытворяла в процессе съемок телевизионного проекта «Экстремальный фотограф», — я вот до сих пор смотрю и слышу с содроганием. Никогда бы не осмелился на такое, а хрупкая девушка ныряла с крокодилами, с акулами — и все это снимала. Но после нашего знакомства, моих лекций она занялась художественной фотографией более серьезно.

И появилась серия портретов масаев на черном фоне?

Съемке масаев был посвящен другой проект, который она снимала десять лет назад совместно с RT. Проект «Уязвимые» снимался в 2017 году в Африке, Мьянме и на Чукотке. Это был первый ее проект, где я выступил куратором. Не экстремальный, не этнографический, а культурный, затрагивающий важную тему — воздействие современной цивилизации на культуру малых народов. Одна из моих любимых работ — защитник племени сидит в маске Бэтмена с автоматом Калашникова вместо копья.

Как фотограф убедила их сниматься?

Ольга снимала в Африке с 2009 года. Сначала по заказу ИТАР-ТАСС, потом для ВГТРК. Видимо, за годы сложились доверительные отношения. Люди приходили на съемку сами, в том, в чем хотели, им было все интересно в процессе съемки: черный фон, постановочный свет. А вот когда вышел альбом и Ольга привезла показать результат — им это было совершенно не интересно.

Европейские культурные коды вы перенесли в Африку и смотрели, что из этого выйдет?

Мы все разные в современном мире, но у нас все равно есть общие человеческие ценности. Мадонна с младенцем, мессия, герой — значимые и узнаваемые образы культуры. До Ольги многие снимали чистую этнографию, а она попыталась посмотреть через эти народы на то, что происходит в современном мире. Не зря фотоальбом, опубликованный в Германии, разошелся безумным тиражом. Я, когда услышал, не поверил: 150 тыс. экземпляров! Представляете, в журнале Stern было шесть разворотов, посвященных этому проекту!

Следующий персональный проект Ольги Мичи называется «Лицо божества» — попытка через маску рассказать о тех процессах, которые происходят в современном обществе.

Вы имеете в виду шлем Дарта Вейдера или балаклаву, например?

В том числе. Эволюция от самых первых масок африканских племен. Кто является сегодня идолом поклонения для нашего поколения? Может быть, Дарт Вейдер? Было сделано 100 масок. В этом проекте впервые использовались программы, различные плагины и цифровая обработка.

Ольга Мичи лично занимается обработкой фотографий или вы работаете с командой?

Изначально занималась сама, но, когда мы стали генерировать работы с помощью искусственного интеллекта (ИИ), сложность задач возросла, и нам понадобилась команда. Однако мы должны понимать, что есть люди, которые выполняют техническую работу, а есть художники, которые ставят задачи.

В проекте «Жилище будущего» (был показан в Государственном Русском музее. — TANR) основой является фотография, а дальше она насыщается различными элементами. Эти элементы сделаны на компьютере. Заключительная часть работы над «Жилищем будущего» — общение с программой. ИИ генерирует изображения по исходным данным, которые вводит художник. Мы смотрим на результат, говорим: «Нет, нас это не устраивает», и начинаем доводить до идеального состояния. Иногда для этого нужно 100–200 итераций. Здесь важна роль технического сотрудника, который нажимает на соответствующие кнопки. Но задачу ставит художник! ИИ не может быть художником: для него нет изображения, нет смысла. Смысл в изображение вводит человек.

Сколько человек у вас в команде?

Нас трое. К работе над проектом привлекаются один-два технических специалиста. Для сравнения: у Андреаса Гурски полсотни сотрудников, и каждый технический специалист занимается своим делом. Художник придумывает тему, задает сюжет, композицию, расставляет фигуры и элементы. ИИ генерирует отдельные детали, из которых художник собирает произведение, выстраивает единое освещение, цвет. Дизайнеры работают с файлами, готовят их к печати.

Для меня самое серьезное достижение цифровой фотографии и компьютерной обработки — это возможность пользоваться цветом как художественным инструментом. Анри Картье-Брессона как-то спросили: «Почему вы снимаете и делаете черно-белые фотографии?» Он ответил: «Потому что я не могу управлять цветом после проявки». Что получится, то и получится. А мы теперь имеем возможность цвет регулировать, усиливать, ослаблять в нужных местах — и все это работа художника.

Вы явно адепты генеративного искусства, но почему это все еще считается фотографией?

Генеративное искусство — очень узкая область. У нас уже несколько другое. Фотография развивалась от дагеротипа, и каждая революция в технологии давала новый фотографический язык. С нашей точки зрения, фотография в цифре — это следующий этап в развитии фотографии. Что мы назовем фотографией? Изображение, полученное с помощью засветки, с помощью солнечных лучей. В основе тех работ, которые мы делаем, все равно лежат фотографии, даже если они взяты из соцсетей программой, которую мы используем. И фотомонтаж начал развиваться с 1850-х годов, и тоже считается фотографией. Работа Гурски «99 центов», слепленная из отдельных кусков, вошла в сотню самых значимых фотографий, созданных за всю историю. Журнал Time проводил опрос среди кураторов, фотографов, искусствоведов — «99 центов» выбрали именно как фотографическую работу. Поэтому странно, если кто-то говорит: «Это не фотография».

«Жилище будущего» группы ГрОМ — это вариант возможного будущего, фантастика, но изображенная реалистичным, понятным языком символов и постановки, практически соцреализм.

Давайте возьмем самые известные в мире фотографии. На 70% это постановочные фото, разыгранные сцены. Знаменитая фотография Роберта Капы «Смерть республиканца», которая считалась образцом пойманного момента, — постановка. Грань между реальностью и изображением очень зыбка. Или фотография Евгения Халдея «Знамя Победы». Все прекрасно знают: ее сделали уже после произошедших событий. Недопустимо своей постановкой фальсифицировать события, но, если мы через фотографию хотим выразить какой-то общий смысл, показать образ Победы, почему мы не можем сделать постановку?

Иные уверены, что человек не был на Луне, на том основании, что Кубрик снимал лунную поверхность в павильоне…

Мы для того и создали центр, чтобы своими силами показывать, доказывать и рассказывать, что фотография — это не просто пойманный момент. У нас и лекционные программы, и образовательные, кинофильмы мы снимаем, чтобы люди понимали: даже пойманный момент не значит, что мы рассказываем об окружающей действительности, о том, что происходит на самом деле. Мы рассказываем просто об этом моменте. Но, насколько этот момент характеризует окружающую жизнь, — вот вопрос.

В каком формате работы группы ГрОМ доступны для коллекционеров?

Мы делаем в трех форматах в зависимости от необходимости, потому что понимаем, что эти работы не только для музеев, есть и коммерческая история. Но всегда строго выдерживаем тираж, который изначально заявляем. Три работы большого формата (сейчас одна ушла в Музей Людвига Русского музея, у нас осталось всего две), шесть-восемь работ среднего формата, а более маленький формат уже больше десяти.

Вы участвуете в аукционах или ярмарках? У вас есть круг ваших коллекционеров?

В аукционах мы пока не участвуем, но у нас сложился круг покупателей. Есть коллекционеры, которые целенаправленно собирают современную фотографию. В декабре мы показывали Сашу Генциса. Из 24 цифровых работ купили 28 (4 куплены в двух экземплярах). Он был на нашем стенде на ярмарке |catalog|. Третий год мы участвуем в ярмарке современного искусства 1703 в Санкт-Петербурге. В 2021 году мы там же выставляли фото из нашего собрания в секции «Коллекции». Работы нашей группы и работы из нашего собрания постоянно участвуют в различных музейных выставках. Так, работа из нового проекта под названием «Изгнание из рая» примет участие в новом большом проекте Государственного Русского музея.