Один из ярчайших представителей послевоенного авангарда, Эдуард Штейнберг (1937–2012) горячо любим отечественными музеями: в 2004-м его большая ретроспектива проходила в Русском музее и в той же Третьяковке; в 2017-м, в честь 80-летия, художника показал Московский музей современного искусства («Если в колодце живет вода...»). По поводу Штейнберга в арт-сообществе наблюдается абсолютный консенсус: он самый, пожалуй, поэтичный, метафизичный, духовный, экзистенциальный русский абстракционист XX века.
При этом у Эдуарда Аркадьевича не было художественного образования. Он шутил, что художник — не тот, кто изучает, а тот, кто открывает новое. Да что там художественного — у него не было даже законченного среднего образования, как и у Иосифа Бродского! И когда в 1994 году в Италии эти двое издали книгу «Персидская стрела» со стихами одного (к тому моменту нобелевского лауреата) и литографиями другого (преуспевающего парижского художника), сей факт позабавил их друзей.
У Штейнберга одновременно несчастливая и счастливая судьба.
Его отец Аркадий Акимович Штейнберг, поэт, переводчик, выпускник ВХУТЕМАСа, дважды был репрессирован, но остался жив. Именно он преподал сыну первые уроки живописи, композиции и — шире — творческого отношения к делу. Эдуард Аркадьевич рано осознал собственный профессиональный путь и никогда ему не изменял, хотя в Союз художников СССР его приняли лишь в 50 лет, перед отъездом во Францию (планировалась командировка, а оказалось ПМЖ). В 25 лет Штейнберг познакомился со студенткой киноведческого факультета ВГИКа, в будущем кандидатом искусствоведения Галиной Маневич. Она стала его любовью, женой, опорой, первым исследователем его творчества и позже мудро распорядилась его наследием.
Первую половину жизни в СССР супруги были материально стеснены, зато, перебравшись на Запад, под крыло галериста Клода Бернара, вполне преуспели. Штейнберг в шутку говорил, что «страшно разбогател». Но связь с Россией он не оборвал и последние десятилетия, до кончины в 2012-м, попеременно, по полгода, жил в Париже и в Тарусе, где и был похоронен и где сейчас его мемориальная мастерская (переданная ГМИИ им. Пушкина).
Если попытаться кратко сформулировать художественные открытия Штейнберга, то это такой постсупрематизм, из которого выпарена вся энергия разрушения старого мира и созидания мира нового и оставлена только духовная сущность, иррациональная и хрупкая. Никаких тебе полетов в космос, какими грезил Казимир Малевич, никаких «Клином красным бей белых», как предлагал Эль Лисицкий, никакой практичной напористости. У Штейнберга чистая медитация: тонкие линии, нередко пастельные тона или даже бездонные белые полотна, алогичные композиции, баланс пластических масс, который удерживается в равновесии буквально на последней точке.
На выставке в Третьяковской галерее показано 57 живописных и графических произведений из семи музеев. Помимо Третьяковки, это Эрмитаж, ГМИИ им. А.С.Пушкина, Русский музей, Калужский музей изобразительных искусств. Зритель проследит все этапы и смены вех, которые прошел мастер на протяжении почти полувека. В юности он пытался адаптировать идеи импрессионистов, Винсента ван Гога и Поля Сезанна. С конца 1960-х увлекся натюрмортом. Камни, раковины, птицы — предметы «мертвой натуры» выступают в его работах «символами безвременья и опустошенности». На рубеже 1960–1970-х годов Штейнберг начал дрейфовать в сторону геометрической абстракции, причем геометрические фигуры трактовались им с точки зрения христианской символики.
Сложным образом эхо русского символизма сплавилось в его творчестве с формальными приемами иконописи и образным строем русского авангарда. И в этом смысле творчество Штейнберга — концентрат экзистенциальных вопросов, волновавших интеллектуалов в брежневском СССР.
Государственная Третьяковская галерея
«Эдуард Штейнберг. Москва. Париж. Таруса»
До 31 июля
