Примерно в 1910 году центром художественного мира стал парижский район Монпарнас. Культурными его урочищами были кафе на перекрестках — «Дом», «Ротонда». Денег у молодых художников особенно не водилось — валютой служило вдохновение. Дух на Монпарнасе был космополитический: итальянская, польская, русская, немецкая, испанская, японская речь звучала не реже французской. В 1910-х годах здесь жили и работали почти 700 художников из России, многие так и остались во Франции. Как выразился в своей книге «Колыбель молодой живописи. Парижская школа» знаменитый арт-критик Андре Варно, «Монпарнас — это факел, на пламя которого мечтают слететься мотыльки всех стран, чтобы погреться, даже если придется сгореть».
Обитательницей Монпарнаса стала и еврейская девушка Хана Орлова (1888–1968), рожденная в Екатеринославской губернии. Ее нынешний биограф Ребекка Бенаму небезуспешно выступила в жанре лирической биографии: «Эта книга, как балансирующий на проволоке канатоходец, клонится то в сторону фактов, то в сторону моего воображения. В ней немного Ханы и немного меня». Основным стилистическим приемом биографа стали внутренние монологи героини, написанные в третьем лице. Бенаму познакомилась с израильскими родственниками Орловой, использовала ее переписку. Хотя та была закрытым человеком и оставила после себя, помимо работ, не так уж много свидетельств. Еще одним важным персонажем книги стал Париж: вместе с биографией художницы Ребекка Бенаму восстанавливает карту если не исчезнувшего, то сильно изменившегося города.
Жизнь Ханы Орловой, как, впрочем, и любого уроженца или уроженки Восточной Европы в ХХ веке, не обошлась без драматических и даже трагических поворотов. Сама она говорила: «Я родилась в царской России, в селе. Меня сразу пришлось бить изо всех сил, чтобы я задышала и начала жить. Это были первые удары из тех, что настигали меня всю жизнь». Дважды Орловой пришлось бежать: в 1905 году вместе с семьей из России, спасаясь от еврейских погромов, а уже в 1942-м — из оккупированной Франции от нацистской операции «Мрак и туман».
В Париже Орлова впервые появилась в 1910 году. Свое восхождение она начала с самых нижних ступенек — работала ученицей портнихи, зато в известном доме моды Жанны Пакен. Год спустя успешно сдала экзамен в Школу декоративных искусств, где училась рисунку и истории искусств. Почти одновременно начала заниматься скульптурой в так называемой Русской академии, которую незадолго до того открыла Мария Васильева. Художественный мир Парижа заметил Орлову на Осеннем салоне 1913 года, где она представила «Портрет мадам Z» и «Голову еврейского юноши». А в 1916-м Хана уже выставлялась в галерее Бернхайма вместе с мастерами — Анри Матиссом и Кесом ван Донгеном.
Тогда же она познакомилась с польским поэтом Ари Юстманом, коллегой Аполлинера, Сандрара, Сальмона. Юстман печатался в знаменитом журнале авангардистов «Звуки Мысли Краски»; весной 1917 года там был опубликован его поэтический цикл вместе с рисунками Ханы. И это не стало единственным их творением: вскоре у пары родился сын Эли (Диди). К сожалению, в начале 1919 года Юстман стал жертвой страшной эпидемии испанки.
Во второй половине 1920-х Орлова была довольно близка с советским скульптором Дмитрием Цаплиным, который долго жил во Франции и Испании, но вернулся в СССР с Татьяной Лещенко-Сухомлиной. Возможно, с его помощью Хана участвовала в московской выставке 1928 года: пять ее скульптур были показаны в разделе «Современное французское искусство». А в годы Второй мировой спутником Орловой был художник Жорж Карс, с которым они вместе бежали в Швейцарию. Но в феврале 1945-го Карс покончил с собой — считается, что узнав о гибели близких родственников в нацистских лагерях.
Широкое признание Хана Орлова завоевала еще в первой половине 1920-х годов. Фактически она стала главным скульптором-портретистом не только Монпарнаса, но и всего богемного Парижа. Ей позировали Пикассо и Брак, Дерен и Яковлев, Анаис Нин и Ромейн Брукс. Орлова держалась фигуративного искусства, ее скульптуры четырехфасадны. Критики и искусствоведы отмечали приверженность художницы экспрессионизму и конструктивизму. Многие ценили в ее работах чувство юмора, а Анатолий Луначарский и вовсе назвал их «монументальной карикатурой».
Хана дружила с Модильяни и его несчастной женой (в частности, среди немногих провожала их в последний путь). Как и в творчестве Амедео, в работах Орловой чувствуется влияние африканской культуры — стремление к упрощенности, но не в ущерб психологической и художественной достоверности. Можно сказать, что она талантливо скрестила африканские примитивы с европейской модернистской изощренностью. Сделать это ей помогла благодатная атмосфера Монпарнаса.
