Злосчастный ковид остановил, прервал и укоротил многие культурные события по всему миру. В том числе те, которыми в этом году планировалось отметить 700-летие со дня смерти Данте Алигьери (1265–1321). Но все же в прошлом году была опубликована книга «Данте», монументальный труд Джона Тука, величайшего в Британии специалиста по творчеству этого поэта. А теперь еще вышла книга Мартина Кемпа — автора, который не нуждается в представлении, — под названием «Видения небес: Данте и искусство Божественного Света». Она тоже служит ценным вкладом в дантовскую тему.
В задачу автора входило, с одной стороны, провести сравнение научного и метафорического (теологического) понимания света и пространства в «Божественной комедии», в частности в «Рае», а с другой — исследовать изображение божественного света в живописи итальянского Возрождения и барокко.
Работа Кемпа начинается с обзора воззрений ученых позднего Средневековья в области оптики и света. Затем он излагает собственные представления о том, каковы были познания в этой сфере у его героя и что интересовало Данте в том феномене, который исследователь назвал «ослеплением» поэта при столкновении со splendore, ослепительным сиянием, в эмпиреях.
В следующей главе Кемп анализирует четыре иллюминированных манускрипта «Божественной комедии», воздавая особую хвалу рисункам Боттичелли 1490-х годов и печатной книге Марколини 1544 года с гравюрами на дереве. Это самые ранние попытки художников обратиться к описанию неописуемого в дантовском «Рае». Как ни странно, Кемп нигде не упоминает золотой «божественный» свет рая на мозаиках VI века в Равенне как возможный источник яркости света у Данте. А ведь именно в Равенне тот написал большую часть своей поэмы.
В следующих двух главах сопоставляется изображение Бога в дантовском «Рае» и у художников итальянского Возрождения — от Джотто до Тициана (с неожиданным включением Грюневальда). То же сопоставление произведено и в отношении художников барокко, главным образом римского, или их последователей. Ланфранко, Пьетро да Кортона, Гаулли (Бачиччио), Бернини, Андреа Поццо, Рубенс — каждый из них изображал небесные силы, расписывая большие своды, купола или плафоны. Корреджо представлен здесь как вдохновитель этих иллюзионистских небесных историй в живописи.
Далее Кемп отправляется в окольное путешествие, связывая между собой наполненные светом, но недолговечные паралитургические (не входящие в церковный канон) и театральные конструкции, например для 40-часовой службы или придворного свадебного праздника. Он соединяет художников второго ряда, расписывавших в XVI веке купола и потолки римских соборов, с крупными представителями барочного иллюзионизма, о которых говорилось в предыдущей главе. Стержневой здесь оказывается фигура Федерико Цуккаро, флорентийского художника и первого директора Римской академии художеств. Кемп считает его связующим звеном между великим флорентийским поэтом и римской живописью.
Заканчивает же автор свой труд рассуждением на тему, есть ли абсолютный предел тому, что мы надеемся когда-нибудь узнать. Он привлекает мыслителей разного времени — от Фомы Аквинского и Николая Кузанского до Гейзенберга и Гёделя, чтобы наконец ответить: нельзя словами и картинами выразить невидимую, трансцендентную реальность Бога; естественный свет и его живописная имитация просто хороши сами по себе. Автор приходит к вялому заключению, что творчество начинается там, где заканчивается наука.
Пожалуй, читателю и зрителю нужна особая восприимчивость, чтобы видеть Дантово там, где видит Кемп. Он настаивает на том, что именно божественный свет Данте возникает во всех художественных работах, на которые он ссылается. Однако, похоже, проблема заключается в неудачном сопоставлении двух разных категорий — поэзии и живописи, яблок с грушами. В конце концов, сам Данте говорит, что единственно возможный ответ на вопрос о том, кто несет этот свет, должен быть таков: Сам Бог, Вечный Свет.
